Таинственная река - Деннис Лихэйн (2004)

— А ты о нем? — спросил Пит. — Согласен. Этот говнюк немного странный, он всегда смотрит так, как будто примеряется, в какую бы часть твоего лица ему вцепиться. Но ты знаешь, я-то имел в виду не его, я спрашивал тебя про Брендана. Мне кажется, он вполне нормальный парень. Стеснительный, но порядочный и скромный, разве не так? Ты заметил, как ловко он объясняется знаками с братом, хотя вполне мог бы этого и не делать? Он наверняка делает это для того, чтобы младший не чувствовал себя одиноким. Это очень похвально. Но, Джимми, поверь мне, ты смотришь на него так, как будто собираешься отрезать ему нос, а потом заставить его съесть этот нос.

— Да ну тебя.

— Серьезно.

— Серьезно?

— Вполне серьезно.

Джимми посмотрел через запыленное окно, большую часть которого заслонял лотерейный автомат, на Бакингем-авеню, мокрую и серую под утренним небом. Он еще ощущал, как смущенная дьявольская усмешка Брендана жжет его кровь и будоражит сознание.

— Джимми? Да я просто тебя разыгрывал. Я ничего не хотел этим сказать, а только…

— О! Вот и Сэл пришел, — сказал Джимми, глядя в окно. Он отвернулся от Пита и наблюдал, как старик Сэл, шаркая ногами, подходит к двери магазина. — …напомнить, какое сейчас паскудное время, — докончил Джимми начатую Питом фразу.

6

Потому что она сломана

Воскресенье для Шона Девайна — его первого рабочего дня после недельного отсутствия на службе ввиду временного отстранения от работы — началось, как только он, разбуженный будильником, очнулся ото сна и тут же почувствовал себя в реальной жизни, подобно новорожденному, которого только что извлекли из чрева матери, куда ему уже больше никогда не будет дано вернуться. Он не смог вспомнить большинства подробностей только что виденного сна — лишь несколько мелких, не связанных между собой деталей — и у него было такое чувство, что даже сейчас, в первые минуты после пробуждения, он не смог бы связно пересказать, что именно ему снилось. И все-таки этот невнятный сон словно бритва проник в сознание и отзывался сейчас тяжестью в затылке, отчего в течение всего утра он чувствовал какое-то непонятное волнение.

Его Лорен, тоже была участницей этого сновидения. Она давно покинула Шона, но он все еще чувствовал запах ее тела. Во сне он видел ее с копной густых волос цвета влажного песка, темнее и длиннее, чем на самом деле; одетой во влажный белый купальник. Она была очень загорелой, слегка припорошенной песчаной пылью, с веснушками на лодыжках и на бедрах. От нее пахло морем и солнцем; она сидела на коленях у Шона и, целуя его в нос, щекотала его по кадыку своими длинными пальцами. Они сидели на террасе пляжного домика; Шон слышал шум прибоя, но не видел океана. Там, где должен был быть океан, он видел погасший экран телевизора размером с футбольное поле. Когда Шон посмотрел в середину этого темного пространства, то увидел лишь собственное отражение, Лорен в его руках не было, а он сидел в такой позе, как будто бы держал в руках воздух.

Но в его руках было тело, теплое живое тело.

Потом он вспомнил, как он стоял на крыше домика, а вместо Лорен в его руках был гладкий металлический флюгер. Он сжимал его в руках, стоя на краю зияющей в крыше домика огромной дыры, в которой он мог разглядеть вытащенную на берег и перевернутую вверх килем парусную лодку. Потом он, голый, вдруг оказался в постели с женщиной, которую никогда прежде не видел, и, чувствуя волнующую близость этой женщины, испытывал тревогу оттого, что какая-то особая логика сновидения подсказывала ему, что Лорен находится в соседней комнате и наблюдает за ним через видеокамеру. Вдруг чайка, разбив окно, влетела в комнату; осколки стекла, словно кубики льда, засыпали постель, и Шон, почему-то теперь уже абсолютно одетый, стоял над усыпанной стеклом постелью.

Чайка, широко раскрыв клюв, дышала с трудом. Чайка сказала: