Таинственная река - Деннис Лихэйн (2004)

Когда она стала встречаться с Дэйвом, их сексуальная жизнь была практически свободна от каких-либо ограничений; она приходила домой, в квартиру, в которой жила с Розмари, в кровоподтеках от засосов, со следами укусов и царапинами на спине почти до самых костей и в состоянии крайнего изнеможения, какое, по ее представлению, испытывает наркоман, выйдя из состояния кайфа. После рождения Майкла — но, наверное, все-таки после того, как они съехались с Розмари, когда у той впервые диагностировали рак — Селеста и Дэйв постепенно стали обычной супружеской парой, подшучивающей над своими неустанными поисками подходящих поз, как правило, очень усталой и лишенной полного уединения, а по этой причине уделяющей слишком мало времени подготовительной любовной игре, которую иногда дополняла оральная стимуляция, являющаяся как бы увертюрой главного действа, а само главное действо с годами стало не таким уж главным, а больше начало походить на занятие, позволяющее скоротать время между прогнозом погоды и телешоу Лено.

Но прошлая ночь… в прошлую ночь, без всякого сомнения, произошло самое настоящее главное действо, иными словами, это был пик страсти, который даже сейчас, когда она, проснувшись поутру, лежала в постели, чувствовался в глубинах ее тела и сознания.

Это ощущение нахлынуло на нее, когда она услышала с улицы голос Дэйва, призывающий Майкла сосредоточиться, сосредоточиться и еще раз сосредоточиться. И тут она вспомнила, что тревожило ее еще до того, как она стала размышлять о трубах; до того, как вспомнила этот безумный секс на кухне; может, еще и до того, как она утром доползла до кровати: Дэйв врал ей.

Она же знала, она же слышала, находясь в ванной, когда он пришел домой, но решила не напоминать ему об этом. А потом, лежа на линолеуме, выгнув спину и приподняв ягодицы над полом, чтобы он мог войти в нее, она вспомнила об этом снова. Когда он проник в нее, а она обвила икрами его бедра, Селеста поймала глазами его слегка остекленевший взгляд и, двигаясь в такт его толчкам, почувствовала, как в ее сознании зарождается твердая уверенность в том, что вся эта история придумана.

Для начала, кто станет говорить что-то подобное тому, что рассказал Дэйв: «Кошелек или жизнь. Я уйду, но одно из двух я прихвачу с собой»? Да это же смешно. Ведь так, а она поняла это еще в ванной, говорят только в кино. Да даже если бандит заготовил эту фразу заранее, то он никак не смог бы произнести ее, когда настал подходящий момент. Никак не смог бы. Селеста однажды подверглась нападению с целью грабежа на Коммонуэлз-авеню, когда ей было почти восемнадцать. Грабителем был высокий парень с темно-желтой кожей, плоскими тонкими запястьями и мутными блуждающими карими глазами. Он преградил ей дорогу в безлюдном месте, в холодных густых сумерках, приставил к ее бедру нож с выдвижным лезвием, посмотрел ей в глаза своими холодными пустыми глазами и прошептал: «Давай все что есть!»

Вокруг не было никого, кроме деревьев, с которых декабрьский ветер срывал последние листья. Ближе всех из людей был какой-то человек, по виду — бизнесмен, спешивший домой по дороге на Бикон-Хилл. Их разделяло не меньше двадцати ярдов и кованая железная ограда. Грабитель сильнее надавил на нож, прижатый к ее джинсам, но все еще не выпуская лезвия из рукоятки; она чувствовала гнилостный смрад его дыхания, смешанный с запахом шоколада. Селеста протянула ему кошелек, стараясь не встречаться взглядом с его блуждающими глазами. Не понятно почему, но она была уверена в том, что у него есть и другое оружие, кроме ножа, который все еще упирался ей в бедро. Он сунул ее кошелек в карман пальто и сказал: «Тебе повезло, я очень тороплюсь» и пошел в сторону Парк-стрит; пошел неспешно, без боязни.