Ультима - Лиза Хилтон (2018)

Между нашими кроватями стоял тяжелый латунный подсвечник с зажженными свечами, на кроватях лежали два накрахмаленных льняных халата. Спрятавшись в ванной, я переоделась в темно-синюю шелковую пижаму от «Оливии фон Халле», на нагрудном кармане была вышита крошечная монограмма с зажженной сигаретой. По крайней мере, можно хоть посмотреть. Я залезла под одеяло, стараясь не слушать доносящиеся из ванной звуки – да Сильва писал и чистил зубы. Он вышел из ванной в трусах и футболке, задул свечи, и в темноте его присутствие показалось мне оглушительно громким. Я вспомнила, как в Албании он застрелил стоявшего на коленях мужчину. Тихо и спокойно. Мы с тобой похожи. Будто бы случайно моя рука скользнула под одеялом и оказалась между ног, поглаживая шелк. Всего на одну секунду.

– Ромеро?

– Ну что еще?

– Как ты это делаешь?

– Что?

– Как ты живешь? Двумя жизнями одновременно? Я имею в виду не технически, а как ты это выдерживаешь?

– E cosi[7], – ответил он.

Такая жизнь. Раздалось шуршание простыней – он повернулся на другой бок и замолчал. Я уже решила было, что он уснул, но тут он прошептал:

– А ты? Как ты это выдерживаешь?

– Знаешь, – прошептала я через некоторое время, прокрутив в голове список своих имен, – такая жизнь.

Но он уже не дождался моего ответа, и вскоре раздался храп.

Белые башни, зеленые крыши и совершенно неуместное знамя святого Георгия – англиканская церковь Святого Эндрю в Танжере была больше похожа на мавританскую крепость, захваченную крестоносцами, а не на непреклонный форпост империи. На сайте InterNations говорилось, что чаепитие после утренней службы – один из главных атрибутов жизни местных экспатов, неожиданный поворот для места, которое раньше считалось настоящим международным вертепом. Мы с да Сильвой вошли в церковь как раз в тот момент, когда викарий затянул «Он сойдет к нам с небес». Меня в детстве в церковь не водили, да Сильва вообще был католиком, но тем не менее мы опустились на колени и принялись послушно бормотать слова псалма. Само здание с прохладной колоннадой и резным мраморным алтарем, казалось, попало сюда из другого мира, но паству как будто бы пригнали со съемок костюмной драмы об Англии года этак 1953-го: краснолицые мужчины в темных костюмах и накрахмаленных рубашках, женщины в монашеских платьях, колготках и удобных сандалиях. Некоторые даже были в шляпках! На секунду я забыла, что мы находимся в Африке, но потом заметила крупную женщину в кафтане из иката цвета яркой фуксии и с короткими седыми волосами, в массивном серебряном колье и серьгах, которые сама она наверняка считала забавными.

Викарий и его жена за руку поздоровались с каждым из своей паствы и повели всех в приходской зал – небольшое, примыкающее к церкви помещение, обнесенное невысокой деревянной стеной. Викарий с женой встали за большим чаном с кофе, и да Сильва с трудом сдержал отвращение, когда женщина протянула ему дымящуюся чашку разбавленного «Нескафе» и бисквит «Рич ти» на блюдечке. Я сразу направилась к даме в колье, которая громогласно рассказывала о своих проблемах с водопроводом слегка напуганному парню в твидовой жилетке:

– И я говорю Хассану: ну это же просто невозможно! Четвертый раз за год! Да мы еще до лета все от холеры передохнем! – возмущалась она с сильным американским акцентом, но по мере повышения градуса эмоциональности по отношению к культурным особенностям марокканских сантехников в ее речи стали появляться нотки диалекта южной части Лондона.

Интересно, на что она живет? Наверное, на доходы от борделя где-нибудь в Патни. Мы с мистером Твидом ждали, когда она наконец замолчит, но потом я поняла: этот поток не иссякнет никогда, а потому просто перебила ее:

– Доброе утро! Какая чудная была служба, правда?

– О-о-о! – просияла дама, почуяв свежатинку. – Новенькая! Как тебя зовут, дорогая?

– Кэтрин Гейбл. Только что приехала сюда.