Крозье совершенно не помнит, как Безмолвная перетаскивала его к палатке после нападения Хикки – или сколько раз меняла место стоянки, прежде чем он вернулся с того света, – и лишь очень смутно представляет, сколько времени продолжалось их путешествие на санях с рыбными полозьями, прежде чем она построила снежный дом.

Они могут находиться где угодно.

Даже если они двигались на север, они могут находиться вовсе не на Кинг-Уильяме, а на одном из островов в проливе Джеймса Росса к северо-востоку от Кинг-Уильяма или на каком-нибудь не нанесенном на карту острове либо к востоку, либо к западу от Бутии. В удалении от берега здесь начинаются холмы – не горы, но холмы, значительно выше всех, какие Крозье видел когда-либо на Кинг-Уильяме, – и само место стоянки защищено от ветра лучше любого из тех, что он или его люди находили когда-либо, включая лагерь «Террор».

Шагая по скрипящему снегу и хрустящей гальке к морскому льду, Крозье думает о сотнях предпринятых им за последние недели попыток объяснить Безмолвной, что ему необходимо уйти, найти своих людей, вернуться к своим людям.

Она всегда смотрит на него без всякого выражения.

Постепенно он пришел к мысли, что Безмолвная понимает его – если не слова, произносимые на английском, то чувства, за ними скрытые, – но никогда не отвечает, ни взглядом, ни на языке веревочных фигур.

Ее способность все понимать – и развившаяся в нем самом способность улавливать сложные мысли, скрытые за пляшущими веревочными фигурами у нее между пальцами, – граничит со сверхъестественной. Иногда он чувствует такую близость со странной туземной девушкой, что, просыпаясь среди ночи, не сразу понимает, где чье тело. Порой на льду он слышит, как она зовет его из темноты, прося подойти поскорее или принести гарпун, веревку или инструмент… хотя у нее нет языка и она ни разу не издала ни звука в его присутствии. Она понимает очень многое, и временами Крозье кажется, что именно ее сны он видит каждую ночь, и он задается вопросом, не приходится ли девушке видеть его кошмарный сон про священника в белых одеяниях, нависающего над ним, ожидающим причастия.

Но она не желает отвести Крозье к его людям.

Трижды Крозье пытался уйти один – потихоньку выползал из снежного дома, когда она спала или притворялась спящей, прихватывал с собой лишь сумку с тюленьим салом для поддержания жизни да нож для защиты, – и все три раза заблудился: дважды в глубине острова или полуострова, где они находятся, и один раз далеко на морском льду. Все три раза Крозье шел, пока хватало сил – вероятно, по несколько дней подряд, – а потом падал, готовый принять смерть как справедливое наказание за то, что он оставил своих людей умирать.

Каждый раз Безмолвная находила его. Каждый раз она укладывала Крозье на медвежью полость, накрывала шкурами и молча тащила многие холодные мили обратно к снежному дому, где отогревала его обмороженные руки и ступни на своем голом животе под меховыми покрывалами и не смотрела на него, пока он плакал.

Сейчас он находит девушку в нескольких сотнях ярдов от берега; она склоняется над тюленьей отдушиной во льду.

Как бы он ни старался – а он старался, – Крозье еще ни разу не удавалось отыскать ни одной чертовой отдушины. Он сомневается, что в силах найти таковую летом при свете дня, а уж тем более при свете луны и звезд или в кромешной тьме, как Безмолвная. Вонючие тюлени чрезвычайно умны и хитры, и не приходится удивляться, что его люди сумели подстрелить всего нескольких за все месяцы, проведенные на льду, и ни одного не убили через отдушину.