Мерцающие - Тед Косматка (2017)

Он дал знак оставшемуся у двери телохранителю, и над первым столом, щелкнув, включился свет, так что теперь я мог хорошо рассмотреть устройство. И увидел, что это, собственно, не динамик – что-то другое. Черная коробочка с тумблерами и сетчатой верхней стенкой. По столу раскатилось несколько шаров. Над коробочкой в металлическом зажиме торчала белая тарелка – диск из твердого белого пластика. Из лежащего рядом двухфутового мешочка с черным песком просыпались, губя покрытие, песчинки.

– У каждого великого открытия свои мученики, – заговорил Брайтон. – За откровение всегда приходится платить. – Он подобрал со стола шар-биток. – Вернер фон Браун создал ракеты V-2. Они убили десятки тысяч людей во Второй мировой, но от них прямой путь к «Меркурию» NASA. – Подержав белый биток, он вернул его на стол, назвал: «Луна» – и покатил. Биток отскочил от бортика и, прежде чем остановиться, задел шестой шар. – До фон Брауна был Никколо Тарталья, отец баллистики. Несчастный изуродованный заика Тарталья, который ввел в математику знак скобки и доказал кривизну траектории снаряда. – Брайтон положил ладонь на шар два. – И для вас, в скобках: сколько народу погибло от этих траекторий? – Он покатил второй шар по столу – простучав по другим шарам, тот ударился в бортик, отскочил, стукнул по черной коробочке посередине и увяз в песке. – А потом открыли расщепление ядра – Лиза Мейтнер впервые теоретически задумалась о возможности цепной реакции. Спустя несколько лет мы узнали ответ – ведь узнали же? Так всегда бывает: изобретение стали неизбежно приводит к клинкам, и мученики истекают кровью.

Наклонившись, Брайтон перекатил лежавший у лузы седьмой шар. Потом, открыв мешочек с песком, высыпал его на белую тарелку.

– Это называется пластина тонических вибраций. Старое устройство, вы о нем, может быть, слышали?

– Нет.

Он дотянулся до черной коробочки.

– Вот это – модулятор частот. – Он повернул тумблер до щелчка, и я услышал тихое гудение. Еще поворот – и гудение стало громче, выше тоном. Песок на тарелке заплясал от вибрации, стал пересыпаться, перетекать. Постепенно образовался узор, картинка вроде нацарапанной ребенком спирали, как из инопланетного калейдоскопа. Песок собирался в изогнутые черные линии на чистой светлой пластине.

– Пространство вокруг нас пронизано волнами, – объяснял Брайтон. – Вокруг нас и в нас. Звуковые, радиоволны, световые волны. Волны самой материи. Бо́льшая их часть для нас невидима, и только наше сознание придает им материальную форму. Как этот песок придал материальную форму вибрации.

Он еще повернул ручку – гудение стало пронзительнее. Песок отозвался на новую частоту, переменив узор из детских каракулей в концентрические круги. Черные точки на белой поверхности. Это были математические кривые, фрактальные ловцы снов, мандалы. Линии сдвигались, перекатывались, как живые, одушевленные создания. Меняли форму при каждом повороте тумблера: ячейки сот, параллельные волнистые линии, абстрактные иероглифы.

– Эти волны распространяются вверх, – объяснял Брайтон. – Песок дает только срез в плоскости.

Он еще раз повернул ручку – до тона осиного жужжания, – и узор оформился в круги: словно я глядел в лицо револьверу: шесть маленьких кружков обоймы вокруг большого центрального – черного глаза револьверного ствола.

Брайтон выпустил тумблер и взялся за мешок. Он просыпал на тарелку еще песка – закрыл узор, не жалея стола, просыпал часть по сторонам. Пустой мешок отбросил на пол. Песок на тарелке вибрировал, кипел, интерферируя сам с собой, стремясь к порядку, но не образуя узора. Для него не хватало места. Безликая черная поверхность.