Викерс снова смотрела на меня:

– Идем. Нам многое надо обсудить.

36

– Давным-давно жила-была женщина, которая рассчитывала бюджет корпорации, заполняла длинные таблицы, давала осторожные взвешенные оценки риска и выгоды, – а потом случилось ужасное.

– Что же? – спросил я.

Мы вышли наружу и прогуливались по старой дороге. Шины грузовика промяли колеи в высокой траве.

– Она обнаружила, что ошибалась в оценках. Мир оказался намного опаснее, чем она думала.

Мы добрались до особенно глубокой колеи и обогнули ее по траве, перейдя на другую. Солнце освещало нас косым лучом из-за высокого кучевого облака. Денек как с открытки.

– Точную оценку можно дать, только располагая информацией, – продолжала Викерс.

– А вам информации недоставало – вы к этому ведете?

– Нам всем ее в какой-то степени недостает. Я всегда была осмотрительной, но мир сделал из меня то, чем я никогда не думала становиться.

– Что же это?

– Игрока.

– Вот почему я здесь? – догадался я. – Рисковая ставка?

– В каком-то смысле, – кивнула она и, распахнув на ходу пиджак, достала два глянцевых снимка шесть на четыре. Передала их мне. – Что вы встречались с Брайтоном, я знаю, а второй на этих снимках не кажется вам знакомым?

Я узнал его с первого взгляда:

– Боаз.

– Когда вы впервые его увидели?

– Несколько недель назад на конференции.

– О чем говорили?

– В тот вечер? Большей частью о мечах, как мне помнится. – Я разглядывал фотокарточки. Похоже, их распечатали с камеры наблюдения. Брайтон заходил в здание с группой других мужчин. В какой-то старый банк или контору. Боаз шел рядом. Фаланга бизнесменов маршировала на корпоративную встречу высшего уровня – или с нее.

– Ах, о мечах! Должно быть, вы ему действительно понравились.

– Мне так не показалось.

Я вернул ей фото.

– Это снималось несколько лет назад. – Викерс убрала снимки во внутренний карман. – Теперь они стали осторожнее. Не так легко к ним приблизиться.

– Вам, кажется, удалось, – заметил я, размышляя над ее словами. Корпоративный бюджет. Таблицы… – Вы на них работаете.

– В некотором смысле, – поправила она. – Точнее, я работаю на фонд. Их вижу лишь изредка, в кабинетах, но я не обманываюсь. Все указания исходят непосредственно от них. Я – полезная маленькая пчелка – или была такой. Они, по большей части, набирают сотрудников прямо из Лиги Плюща[3], хотя, если попадется талант в другом месте, подберут и его. Ищут головы, способные к синтезу данных из широкого круга источников. Это особый дар, и я это умею лучше, чем они думают. Лучше, чем они ожидали – что и привело нас сюда. Я слишком хорошо сделала свою работу.

– И ушли с нее, как я понимаю?

– От них не уходят, – улыбнулась она. – Те, кто работал на фонд, из него не уходят. Сбегают. Закрываешь свой счет в банке и пускаешься в бега, потом тебя ловят. Так всегда кончалось.

– Значит, были и другие?

Она кивнула.

– За эти годы я нашла сведения о нескольких. Они требуют верности, а если ее не получают, обеспечивают молчание. Навсегда.

– Если так всегда кончается, какой смысл бежать? Почему было не остаться, как полезной и усердной рабочей пчелке?

– Потому что я узнала больше, чем они думают. Узнала, кто они на самом деле. – Она замолчала на полуслове и взглянула на меня. – В фонде я впервые наткнулась на ваше имя.

– В связи с экспериментом.

Она покачала головой:

– Гораздо раньше. – Отвернувшись, Викерс пошла дальше. – Я участвовала в сборе информации и оценке групп, готовила материал для премии «Дискавери». Мы следили за разными темами. Там сложная система оценки, выбора работ, требующих особого внимания. В список попадают сотни проектов и тысячи имен. Я поначалу думала – мы пытаемся отобрать достойнейших, но понемногу поняла, что там другое.

– И что же?