Башмаки на флагах. Том третий. Графиня фон Мален - Борис Конофальский (2021)

— Молодой человек! — воскликнул Рене, который слышал их разговор. — Вы чистая душа, а перед вами воры, убийцы и распутные бабы, они вас дурачат, они смеются над вами. А вы их подлость и ложь принимаете за раскаяние. Не раскаиваются они ни в чём, а думают лишь, как избежать расплаты и сбежать. Вот и вся их задумка.

— Нет, вы не правы, господин Рене, — запальчиво отвечал молодой монах, — их раскаяние истинно, они более не хотят брать оружие в руки, хотят вернуться к земле и смириться перед волей Господней.

— Да бросьте…, - Рене махнул рукой, изображая мину недоверия на лице, — вора и бабёнку распутную не переделать… Как говорится, горбатого лишь могила выправит.

— Подождите, — прервал его Волков и заговорил с братом Ипполитом. Он указал хлыстом на группу людей, — мы же с тобой только про женщин говорили. А ты вон сколько мужиков от виселицы освободил.

— Они тоже просили причастия, сами стали просить, сами стали просить принять покаяние.

— Сами? — с сомнением переспросил кавалер. Он сейчас больше склонялся на сторону Рене.

Не верил он раскаявшимся хамам. Бабы — это одно, они существа неразумные, ведомые, скорее всего, за мужьями шли, с них и спрос, как с детей, ежели, конечно, они не ведьмы. А вот мужики — это другое, это подлые и хитрые люди, что вечно норовят обмануть своего хозяина, а при случае и за вилы взяться. За вилы! А тут и за железо схватились, крови господской попробовали. Отцов святых вешали, приходы жгли. И вдруг раскаялись?

Волков подъехал ближе, солдаты подтягивались при его приближении, мужчины и женщины вставали с земли. Он ткнул в ближайшего не старого ещё мужика плетью:

— Ты принял причастие?

— Да, господин, — стал кланяться мужик, он явно был испуган, понимал, что сейчас решается его судьба.

— И раскаялся? — усмехался кавалер.

— Раскаялся, господин, — отвечал мужик. — Сполна раскаялся.

— А брат Ипполит тебе сказал, что я тебя не отпущу, что всех баб, что покаялись, я к себе в имение заберу.

— Сказал, сказал, — кивал мужик.

— А тебя так и вовсе в крепость возьму.

— Ну что ж, и в крепостных люди живут, — вздохнул мужик, — тем более что монах говорил, что человек вы добрый, людишек своих не обижаете без дела. Только уж раз берёте меня в крепостные, так бабу мою другим не отдавайте.

Нет, не верил Волков подлецу, не верил, что хитрец раскаялся, но кавалер был уверен в себе, знал, что раз солдат, людей свирепых и сильных, в кулаке держит, то уж с мужиками и подавно совладает.

— Ладно, — произнёс полковник, — бабу твою и детей, коли есть, тебе оставлю, но ты у меня в поместье до конца дней грехи свои отрабатывать будешь.

— Уж лучше отрабатывать да жить в вашей земле, чем в петле болтаться на деревьях этих, — резонно рассуждал мужик.

— И не думай, что сбежишь, — Волков погрозил ему плетью. — Не выйдет!

— Да куда же бежать, с бабой-то и детьми.

На том разговор и закончили. А вот Рене, что слушал их и не встревал тут, заговорил негромко и возмущённо:

— Вы, что же, их милуете?

— Милую, — коротко и твёрдо, чтобы пресечь дальнейшие прения, отвечал Волков.

— Они Бертье убили, и стольких других людей, и солдат ваших, а вы их милуете? — не унимался капитан. — Неужто они заслужили прощения?

— Вам, родственник, я, кажется, в приданое дал за сестрой и землю, и пару людей к ней?

— Причём здесь это?

— Так вот: я ещё вам дам пятерых крепостных. Пусть хамы не кровью, так потом свои грехи искупят. Пусть за друга нашего, за Гаэтана Бертье, сполна отработают.

— Но…, - начал было капитан.

Волков остановил его жестом:

— Всех, кто причастие примет и покается, милуйте, как велит нам наш Бог милосердный Иисус, но тут же записывайте их в мои крепостные. Вам ясно, капитан?

— Как прикажете, — отвечал Рене с поклоном.