День Праха - Жан-Кристоф Гранже (2020)

Ньеман подумал о камне во рту погибшего. Вроде бы пустяк, но чутье подсказывало ему, что это та самая песчинка, которая застопорила ход всей машины расследования.

Он обернулся к Деснос, сделав вид, будто перепоручает ей важную миссию:

— Это вам объяснит капитан. — И тотчас же продолжил: — Я также хочу, чтобы вернули на место рухнувшие подмостки.

— А зачем? — спросил кто-то.

— Затем, что эксперты наверняка потребуют этого. Кроме того, я надеюсь… Если это действительно преступление, то орудием убийства вполне могла послужить металлическая стойка. А еще нужно, чтобы вы разыскали фрагменты потолочной фрески.

— Но их никто и не прячет!

— Так где же они?

— Наверняка их сложили в надежном месте. Эти фрески очень важны для живущих в Обители.

— Вот именно. И я хочу знать, почему столь посредственное произведение искусства так важно для христиан, отвергающих любую другую религиозную символику.

И Ньеман положил руки на стол — больше ему нечего было отсчитывать.

— Вот так-то. И не забывайте при этом о повседневных задачах. Проверьте, например, не было ли в этом регионе подобных случаев.

Стефани сунула блокнот в карман брюк:

— Вы задали нам немало работы… Завтра утром я распределю обязанности и…

— Нет. Начинайте прямо сейчас.

Семь пар бровей поднялись одновременно. Ньеман послал им улыбочку, которой надеялся изобразить сочувствие:

— Сожалею, ребята, но придется приналечь, чтобы компенсировать потерянное время.

— Вы намекаете на то, что мы плохо работали? — спросила Деснос, и ее щеки запылали, как красные огни светофоров.

— Нет, но вы работали в полной уверенности, что вам нечего искать. Вот почему меня и прислали сюда — чтобы все начать с нуля.

В знак солидарности он проводил их до самой двери отеля. Темная улица Бразона, ледяной ветер, фонари с дрожащими огнями… Все это подтверждало его всегдашнее убеждение: с наступлением ночи провинция наводит на людей преувеличенный страх.

Жандармы уже сели в свой автобус, как вдруг Ньеман окликнул Деснос:

— Я хочу, чтобы ты лично занялась камнем во рту Самуэля. Это, без сомнения, указывает на какой-то ритуал. И нужно разузнать, не было ли других подобных случаев — недавно или за прошедшие века.

— Вы хотите, чтобы я взялась за это сию же минуту?

Ньеман не ответил; ему казалось, что это само собой разумеется.

— Майор… — продолжала она, сурово глядя на него, — вы нам объяснили, каким образом нужно возобновить расследование; могу ли я, в свою очередь, дать вам совет?

— Be my guest[34].

— Если бы вы смогли отказаться от ваших замашек мелкого босса и от своего парижского презрения к провинции, я думаю, это вдохновило бы нас на более интенсивную работу.

— Да я…

— Каждый раз, как вы на нас смотрите или обсуждаете наши действия, у вас такой вид, будто вы вляпались в кучу дерьма.

— Но я…

Стефани шагнула вперед, по-прежнему теребя свой форменный пояс:

— Скажу вам еще кое-что, майор. Хотя я родилась в Гебвиллере, проработала жандармом только восемь лет и ем торт «фламбэ»[35] два раза в неделю, я не глупее всех прочих; и если Самуэля действительно прикончили, я наизнанку вывернусь, чтобы арестовать убийцу.

Ньеман расхохотался.

— Когда мы его отловим, ты пригласишь меня разделить с тобой один из них.

— Один из… чего?

— Один из этих «фламбэ».

— Запивая его вином из Обители, — добавила она и одарила Ньемана сияющей улыбкой от уха до уха.

16

Вернувшись в свой номер, Ньеман увидел на экране мобильника номер Циммермана. Он не слышал его звонка: по какой-то непонятной причине на первом этаже отеля соединение не работало.

Он тотчас перезвонил ему: этот поздний вызов позволял надеяться, что у врача появилась какая-то важная информация.