Алмазная пыль - Анастасия Логинова (2019)

Препираться совершенно не хотелось: я взмахнула рукой и позволила ему войти в переднюю, а потом в гостиную. Больше про себя, чем вслух, проворчала:

– Это все лекарства… я, признаться, сейчас даже не уверена, что вы это вы, а не плод моего воображения, как Доротея. – Уселась на диван у горящего камина и от озноба передернула плечами. Усмехнулась: – сторонники ЗОЖ обожают писать статьи про то, как наши предки от всех болезней лечились подорожником. Но, скажу я вам, вот в этой отраве, – я прочитала название на первом попавшемся пузырьке, которые в беспорядке были расставлены по всему дому, – «Ла-у-да-нум» – очень странный здесь подорожник. Я такой подорожник на дискотеке в старших классах однажды курила.

Гриша слушал меня крайне серьезно, в задумчивости изогнув бровь. Наверное, он все-таки не фантом. И, наверное, (слава богу!) принял мои слова за горячечный бред, потому что еще до пассажа про подорожник тоже заинтересовался, что же я такое пью, и начал читать названия.

– Н-да, этого вам принимать совершенно точно не стоит, – согласился он. – И вот это тоже. И это.

Отбраковав две трети из моих пузырьков, он бросил это занятие вовсе и потянулся к своей корзине с фруктами.

– Позволите пройти на кухню?

– Если сумеете ее найти.

За прошедшие дни я выяснила только, что жилище Якова было не особняком, а квартирой на втором этаже доходного дома – с множеством комнат, расположением которых у меня не было никакого желания интересоваться. Но Гриша сориентировался в считанные минуты.

– Я уже бывал здесь с вашим братом, – пояснил он. – Мы неплохо поговорили тогда и, словом, обсудили многое. Это Яков мне сообщил нынче, что вы нездоровы.

Я устроилась на единственном табурете в тесном, но чистеньком помещении кухни. Большой беленый буфет, стол с разнообразной утварью, раковина и дровяная печь в углу. А у другой стены – почти что обыкновенная газовая плита. Которую Гриша, не мудрствуя, включил и поставил кипятиться чайник.

Мне даже пришлось зажмуриться и тряхнуть головой – настолько домашней, полузабытой и, одновременно, фантастической была эта картинка. Но и когда открыла глаза, Гриша с чайником никуда не делись. Уютно булькала вода, от тлеющей печи мне было тепло, и немного клонило в сон. А изломанная линия Гришиного многострадального носа уже казалась самой гармоничной и правильной чертой на его лице – чистом, с высоким лбом и упрямым подбородком.

Интересно, он уже знает про меня и Георга или нет?

Сильной, твердой ладонью Гриша раскатывал по столу лимон. Размял его, разрезал пополам и выжал сок в чашку с кипятком. Придвинул мне.

– Пейте, – приказал он. – А к лекарствам, что дал вам брат, более не прикасайтесь. Велите вашей кухарке готовить такой напиток почаще: лимонов я привез достаточно.

О да, лимонов и прочих фруктов и впрямь достаточно. Из корзины выглядывал даже огромный колючий ананас – смутно подозреваю, что раздобыть такой в декабре, в Петербурге 1913 года было не так-то просто.

Гриша слишком хороший, слишком внимательный… Таких не бывает.

Может, он знает все и нарочно приехал меня помучить?

Пригубить свежо пахнущий лимоном напиток я так и не решилась: обжигала кончики пальцев о горячую кружку, а взглядом въедливо изучала Гришино лицо и глаза. Искала подвох. Он точно есть!

– Так вы подружились с Яковом, выходит… – недобро прищурилась я. – Значит, знаете, что никакой он мне не брат. Зачем так его называете?

Гриша мне отвечал взглядом прямым и ясным. Глупости, что, когда лгут, отводят глаза: нет, истинные лжецы, самые изощренные из них, смотрят точно в глаза, не моргая. Хотят достучаться до души. Прежде чем вырвать ее с мясом.

– Знаю, – пожал он плечам. – Но Яков говорит о вас с теми же интонациями, с какими я говорю о Кики. Ни за что не поверю, будто между вами что-то большее – хоть вы и живете под одной крышей.