Дурная кровь - Даха Тараторина (2020)

— Всё будет хорошо, девочка моя! Ты пришла, ты одумалась, я знала, что ты всё поймёшь!

— Ты меня под стражей оставила, — коротко и жёстко напомнила Талла, но мать не слышала, не слушала её.

— Ты такая красивая, доченька, заинька! Такая взрослая и сильная стала! Такая… как я! — она снова коснулась волос дурной, пригладила, спутала и пропустила между пальцами, наслаждаясь прикосновением каждой пряди к коже. — Садись рядышком. Всё будет хорошо, девочка моя! Обещаю!

Усадив дочь на ближайшее к себе место, Кара, наконец, и сама грузно, устало откинулась на высокую спинку. На несколько секунд спрятала лицо, не решаясь начать, перекинула на плечо толстую косу. Кажется, аж волосы её потемнели от непосильной ноши, потускнели, спутались что грива больной лошади.

Колдуньи расселись. Охотники, по молчаливому согласию хозяйки, остались кто где. Ранн и Верд встали по бокам от трона. Один бесхитростно опустил руки вдоль корпуса, второй непреклонно скрестил на груди, по привычке прикрывая метки. Последней втащили Дараю. Замотанную верёвкой, как иная гусеница, возмечтавшая превратиться в бабочку, с крепко, до синевы перетянувшей рот косынкой. И при этом умудряющуюся извиваться, мычать и пинать Ламарда, уже и так покрытого ссадинами.

Кара прокашлялась.

— Наша сестра не пожелала выслушать меня один на один. Ничего, одумается. Не обращайте внимания, девочки, всё хорошо!

Судя по отпечатавшемуся на ликах собравшихся недоумению, во «всё хорошо» верилось всё меньше, однако ж добрая, заботливая матушка, некогда каждого из них вызволившая из беды, всё ещё вызывала больше доверия, чем красная дородная баба, насквозь пропитавшая кляп слюной.

— М-м-м-м-м! — тщетно взвыла Дарая, попытавшись вывалиться из выделенного ей кресла и уползти на манер всё той же гусеницы. Ламард поймал её за шкирку и примотал к сидению предусмотрительно прихваченным куском бечевы. На руках его отчётливо проявлялись полукруглые следы зубов: дорого продала Дарая свободу.

Талла вцепилась в подлокотники: Верд видел, как побелели от напряжения её пальцы. Она бросила на него умоляющий взгляд, и больше всего в мире наёмнику хотелось сделать то, о чём безмолвно просит его дурная девчонка… Но нельзя. Кто-то в их ненормальной семье должен быть за взрослого и умного. И он, хоть и стиснул зубы так, что они вот-вот потрескаются, терпел и рассматривал пол у своих сапог.

— Простите великодушно… Прошу прощения! Ой, как неудобно вышло… Да благословит вас Бог с Ножом! — Санторий неумолимо приближался к трону, сталкиваясь даже с теми охотниками, которые пытались увернуться, а не просто обескураженно пялились на толстячка.

— Только хозяюшка, благословлённая Богиней с Котлом лично могла собрать столько замечательных людей в одном месте и почтить своим присутствием… — начал расшаркиваться служитель.

— Ты кто? — Кара с трудом сфокусировалась на говорящем, зорко отметив, что болтуна нельзя отнести ни к беловолосым колдуньям, ни к отмеченным охотникам.

— Ну как же? — Санторий приосанился, принял позу святого человека (то бишь сложил ладошки лодочкой на выступающем вперёд животике, как бы намекая, что в них не мешало бы чего-нито пожертвовать). — Санторий, госпожа Кара. Санторий, служитель Трёх Богов, — и подмигнул настолько похабно, что сидящая поблизости молоденькая колдунья ойкнула и покраснела.

Но Кара, на глазах теряющая краски, с болезненно бесцветными губами, лишь нахмурила лоб.

— Кто?

— Ваш почётный гость и близкий друг, Санни… Санни! — толстячок потыкал себя в грудь на случай, если Кара недопоняла, о ком речь.

— Мы с вами… утром… познакомились…

— Кто? — ещё с полчаса беседы, и Кара из пышущий здоровьем женщины превратилась бы в старуху.

— Мы утром… Богов… поминали…

— Так уж и поминали? — не удержавшись, хмыкнул Верд, а Ранн втихаря показал ему большой палец.