Верд долго рассматривал отборную (в смысле, отобранную у приятеля) половину колбасного кольца и будто бы нехотя подпихнул её к Талле. А то тощая такая, того и гляди кони двинет. Бросил, чтобы его вдруг не сочли излишне жалостливым:

— Вот у кого задница мёрзнет, тот пускай и зарабатывает себе на сапоги.

— Давайте! — колдунья с готовностью подскочила: хоть сейчас за работу! — По хозяйству помогу, за живностью могу приглядеть!

— И чем же ты поможешь, деточка? — как к болящей обратился к ней Санни. — Коров пасти? Самое время. Доить? Так чужачку ни одна хозяйка к животине не подпустит. Танцы вокруг стада танцевать станешь?

— Почему же? — Талла изобразила, что убаюкивает младенца. — Я их могу обнимать и целовать! В нос!

— Под хвостом ещё поцелуй, — сплюнул Верд, прикидывая, что, если дура сейчас же не доест мясо, придётся ей помочь.

Бурчал охотник больше по привычке. Если уж сказать честно, примерно так он работу колдуньи и представлял: поцелует, погладит, тем самым вытянет хворь, если какая змеёй затаилась под шкурой.

— Ладно уж, какая у тебя работа, Санни? Помогу по старой памяти.

— Сущая безделица, право! — окончание фразы служитель пробулькал в кружку с вином: — Идетохаме аася уутоерь.

— Чего?

— Идетохаме аася уутоерь! — прогудела кружка чуть более раздражённо.

— Санни, кончай придуриваться! Что у тебя случилось?

Господин Санторий поднял очи от вина и поспешил перевести их на забытую всеми кашу:

— Где-то в храме завёлся лютозверь, — и залпом опустошил чашу, точно это могло хоть как-то спасти ситуацию.

— А может я лучше корову под хвост поцелую? — прозвучал робкий голосок Таллы в напряжённой тишине.

Глава 3. Не всякий зверь — лютый

Как оказалось, пить Талла не умела. К сожалению, Верд осознал это только тогда, когда что-то делать стало уже поздно.

— Вези меня, мой верный конь! — с третьей попытки колдунья выбрала из нескольких двоящихся Вердов правильного и попыталась взобраться к нему на плечи, одновременно указывая путь в глухую стену. Афера не удалась, но попытки девушка прекращать не собиралась.

— Женщина есть греховный сосуд, способный токмо уводить мужей с пути истинного, — икнул тоже изрядно захмелевший Санни. — И я вообще-то оскорблён, что его, — навалившись пузиком на стол, он ткнул охотника в грудь, — его ты с пути уводишь, а меня нет! Мой путь всяко праведней!

— Рожей не вышел, — польщённо хмыкнул Верд, в очередной раз ссаживая Таллу на скамью. — Угомонишься ты или нет, дурная?

Девушка активно замотала головой:

— Нам сегодня лютозверя ловить! Мне угонима… у-го-ни-ма-вы… тьфу! Никак нельзя, в общем!

— Нормальных не нашёл, — ответил охотник на безмолвный вопрос служителя. — Видать, теперь все колдуньи малость на головку пришибленные.

— И ничего я и не пришибле… ой!

Сверзшись, Талла внезапно поняла, что устроилась невероятно удобно, а потому, не теряя времени, тут же и уснула: с раскинутыми руками и заброшенными на лавку стопами.

— А вот теперь, пожалуй, немного пришибленная, — сонно пробормотала она.

— Если каким-то чудом я довезу её живой, — Верд приподнял и сбросил на пол сначала одну, потом вторую ногу колдуньи, — пожертвую твоим Богам золотую монету.

— Так уж и золотую? — Санни обнюхал опустевшие чашки и с тоской признал, что ни в одной из них не осталось ни глотка хмельного.

— Ну на медьку они рассчитывать точно могут, — хмыкнул охотник, перекидывая ровно посапывающую девчонку через плечо. Вот так бы её и везти: тихая, спокойная, не суетится и не задаёт глупых вопросов. — Показывай, куда эту ненормальную положить. И давай о деле. Лютозверь?