Дурная кровь - Даха Тараторина (2020)

Он мотал головой от одного к другой, всё больше беспокоясь и придумывая ужасы, которых и в помине нету.

Талла опустила веки, покачала подбородком из стороны в сторону, будто танцевала под неслышную песню. А потом подхватила юбку и бегом бросилась вокруг озера.

— Там! Туда! — спотыкаясь, повторяла она. — Оттуда!

— Мы догоняем или убегаем?! — озирался в поисках опасности Санторий, не забывая как можно скорее перебирать ногами.

Верд бы с удовольствием ответил. Если бы знал сам.

Если в чьей-то власти взять жизненные силы из одного места и вложить их в другое, этот таинственный некто так и поступил.

Поодаль от остальных домов, на противоположном краю озера стоял храм. Он давненько пустовал: проезжая этой дорогой в прошлый раз, Верд видел развалины с провалившейся крышей, к которым и близко не подходил никто из живых тогда селян. Должность служителя в маленькой деревеньке, спрятавшейся в лесу, не слишком-то хлебная. Видимо, потому обитель Богов давно заброшена. Но это было тогда.

Сейчас же храм гудел, жужжал и чирикал. Его, словно коконом, обволакивал рой мух; от одной покосившейся башенки к другой сновали быстрые синицы; на камнях, выпавших из кладки, деловито восседала сорока. Зелёный туман боязливо обходил руины стороной, как только что обходила его самого колдунья.

Но эти проклятые мухи!

Жужжание ввинчивалось в уши, щекотало под волосами. Ещё на подходе Верду начало казаться, что проклятые твари забрались в ноздри, под язык, лезут в глаза, а он, словно навечно выпучившийся на небо мертвец, даже не может согнать их.

Они гудели и переругивались, сплетая жужжание в похоронную песню, оплакивая деревню вместо людей.

Предрассветный час — самый тёмный. Он не даёт поверить, что до первых лучей солнца осталось совсем немного, из последних сил борется за царство темноты и пытается лишить надежды, удержать во мраке хоть кого-то, бьётся и визжит.

Как бьются и визжат шварги, обежавшие поляну с озерцом вдоль елового частокола, унюхавшие ускользнувшую добычу теперь уже с этой стороны. Их жёлтые глаза мелькали меж ветвей, но твари не могли переступить невидимую границу. Вот только и трём растерянным людям тоже деваться некуда.

— Боги свидетели, я бы очень не хотел нести дурные вести, — начал Санторий, требовательно дёргая Верда за рукав.

— Мы тоже их видим, — не отводя взгляда от зарослей выдернул руку охотник.

— Да, — замялся служитель, — и я вижу. Вот только весть, пожалуй, ещё хуже.

Хуже шваргов? Наёмник повернулся, чтобы лаконично предложить Санни провести с хищниками переговоры, чтобы убедиться в том, что весть дурнее придумать сложно. Но на этот раз едкие слова пришлось проглотить. Потому что почуявший Таллу туман поднимался из озера и, вытянувшись тонкой полосой, полз берегом по её следу. А за ним, у домов, клубилось огромное зеленоватое облако. Точно живая ненасытная плесень, оно бурлило, ворчало и двигалось, прижимая троицу к деревьям, за которыми замерла в ожидании стая.

— Опусти меч, — тихо попросила Талла, касаясь ладони охотника.

Трёхугольные метки, тщательно замотанные повязками после ночной беседы с колдуньей, вспыхнули и нагрелись. Верду на мгновение почудился запах палёной плоти. Он порывисто отодвинулся, не позволяя собой командовать. Ещё и сместился ближе к наступающему живому дыму. Вот ещё!

— Верд, — встрял Санторий.

Охотник молча покосился на них через плечо и одарил уничижительным взглядом.

— Пожалуйста… — синие глаза колдуньи походили на чистые, незамутнённые озёра. Именно такой когда-то была ныне гниющая вонючая гладь. И Верду очень-очень не хотелось, чтобы одно соприкоснулось с другим. — Ты не можешь.

— Представь себе, дурная, я очень даже могу! — наёмник демонстративно крутанул клинок.