Тысяча сияющих солнц - Халед Хоссейни (2008)

– Вы тут ни при чем. Слышите? Тут нет вашей вины. Вся ответственность падает на этих дикарей. Мне стыдно за то, что я тоже пуштун. Они опозорили мой народ. Вы не одна такая, сестра. К нам все время приходят матери вроде вас, все время, и жалуются, что им нечем кормить детей, потому что талибы запретили им выходить из дома и не разрешают работать. Так что не вините себя. – Заман наклонился к ней поближе: – Я все понимаю.

Лейла вытерла глаза краешком бурки.

– Что касается моего детского дома, – вздохнул Заман, – сами видите, в каком он состоянии. Денег ни на что не хватает, и мы вынуждены вечно изворачиваться. От талибов мы не получаем почти ничего. Но делаем, что можем. Аллах милостив, милосерден, и питает, кого пожелает, без счета. Азиза будет сыта и одета. Это я вам обещаю.

Лейла закивала.

– Вот и ладно, – дружески улыбнулся Заман. – Только не надо плакать. Не годится, чтобы она видела вас в слезах.

– Да благословит вас Господь, брат, – всхлипнула Лейла.

Но когда пришла пора прощаться, все пошло насмарку. Этого-то Лейла и опасалась.

Азиза впала в отчаяние.

Ее пронзительные крики долго еще слышались Лейле, страшные картины так и маячили перед глазами. Вот Азиза вырывается из тонких мозолистых рук Замана и вцепляется в мать, да так, что не оторвешь, вот Заман хватает Азизу в охапку и быстро уносит за угол, вот Лейла с опущенной головой бежит по коридору к выходу, пытаясь сдержать рыдания…

– Я чувствую ее запах, – призналась Лейла Мариам, когда они уже пришли домой. – Она так пахнет, когда спит. А ты не чувствуешь?

– Ой, Лейла-джо, – тяжко вздохнула Мариам, – лучше перестань. Не надо думать об этом. Хорошего-то все равно ничего не придумаешь.

Поначалу Рашид провожал их – Лейлу, Мариам и Залмая – до приюта и обратно. Конечно, своим мрачным видом и ворчанием он изо всех сил старался дать понять, какое одолжение делает.

– Я уже немолод, – гудел он, – у меня ноги больные. Тебе, Лейла, дай волю, ты бы меня в землю втоптала. Только не выйдет у тебя. Выкуси.

За два дома до приюта Рашид останавливался и предупреждал, что ждет не больше пятнадцати минут.

– На минуту опоздаете – пойдете назад одни.

Как Лейла ни настаивала, ни упрашивала, ни увещевала, Рашид стоял на своем. Свидания получались – короче некуда.

Мариам тоже очень скучала по Азизе, только, по обыкновению, не жаловалась, помалкивала. А вот Залмай спрашивал про сестру каждый день и молчать не собирался. Такой скандал закатит, такой рев поднимет – только держись.

Порой Рашид останавливался на полпути, ссылался на боль в ноге и поворачивал домой. Никакой хромоты при этом заметно не было. А то его ни с того ни с сего начинала одолевать одышка.

– У меня точно что-то с легкими, Лейла, – говорил он, закуривая. – Сегодня мне не дойти. Может, завтра полегчает.

Лейла чуть не плакала от возмущения и бессильной ярости.

И вот в один прекрасный день Рашид объявил Лейле, что больше с ней никуда не пойдет.

– Я и так день-деньской ношусь по городу в поисках работы. Устаю ужасно.

– Тогда я пойду одна, – взорвалась Лейла. – Тебе меня не удержать. Слышишь? Можешь меня побить, но Азизу я не брошу.

– Делай как знаешь. Только мимо талибов тебе не прошмыгнуть. Я тебя предупредил.

– Я с тобой, – вызвалась Мариам.

Но Лейла была против:

– Сиди лучше дома с Залмаем. Если нас втроем остановят… Не хочу, чтобы он видел.

Теперь Лейлу больше всего занимало, как пробраться к Азизе незамеченной. Поди, попробуй. Начнешь переходить улицу – а талибы тут как тут. «Как зовут? Куда идешь? Почему одна? А муж где? А ну поворачивай оглобли!» Если дело ограничивалось головомойкой или пинком под зад, считай, повезло. А то ведь всякое бывало. Дубинки, розги, кнуты. Или просто кулаки.

Однажды молодой талиб отлупил Лейлу антенной от радиоприемника. И присовокупил: