Садовник - Василий Гавриленко (2020)

-Мы намерены возродить человека, Андрей. Не мир, в котором он жил, ибо тот мир был ужасен. Мир похоти и злобы, мир тела, бесконечной погони за комфортом и совершенного забвения души. День Гнева был неизбежен и необходим, как дождь в снедаемом зноем городе. Но человек не заслужил столь глубокого падения. Человек, при наличии воды, умывается так же легко, как пачкается. Мы хотим дать человеку воду и построить новый мир с умытым человеком.

Тихий голос Христо сливался с шумом костра. Мне казалось, что со мной говорит ожившее пламя.

-Новый чистый человек построит мир света. Мир без политики, денег, религии, без всего того, что повлекло либо могло повлечь День Гнева.

Я расскажу тебе небольшую историю, Андрей.

В мире бывших была война - одна из бесконечной вереницы. Осажденный город медленно умирал, но в нем боролась за жизнь хрупкая девушка. Ее соседи по лестничной клетке погибли от бомбежек, холода и голода, и ей казалось, что она совершенно одна в огромном доме. Пережить один день – это была цель, сопоставимая с полетом на Марс.

У девушки осталось всего одно полено, прочное и красивое с виду: кора ровная, жесткая, древесина янтарная, обещающая тепло. Но когда, собрав остатки сил, девушка ударила по нему топором, полено разлетелось на мягкие ошметки, так как было оно совершенно трухлявое.

Девушка легла в холодную постель и стала ждать смерть, как вдруг до нее донесся детский плач. Ей показалось, что она ослышалась. Но плач повторился. Где-то наверху плакал ребенок.

И она встала и пошла, несмотря на боль и отчаяние.

В квартире на верхней площадке была настежь открыта дверь и на пороге, вытянувшись, лежала мертвая женщина. Почувствовав приближение смерти, она пыталась позвать кого-то, но ей не хватило сил.

Перешагнув через мертвую, девушка вошла в квартиру и увидела стоящую на кровати девочку.

-Мама? – спросила та, дрожа от холода.

-Мама, - согласилась девушка. – Но зачем ты стоишь? Чтобы согреться, нужно лечь, накрыться с головой одеялом…

Но девочка продолжала стоять. Тогда девушка подошла к ней, обняла, стала согревать собственным дыханием. Накрывшись одеялом и старой шинелью, крепко прижавшись друг к другу, они смогли пережить ту страшную ночь.

Христо умолк, глядя на костер. Языки пламени бросали на стены причудливые тени. Я вдруг вспомнил стопку журналов, найденную на чердаке школьником Островцевым. Среди прочих там был журнал «Огонек», а в нем, - репродукции картин. И в память школьнику Островцеву, а значит и в мою, больше других запала «Тайная вечеря». Сын Божий - в окружении учеников, уже знающий о собственной судьбе, и о том, кто предаст его.

-Христо, но что с ними случилось потом?

-Я не знаю, Букашка.

-В чем смысл этой истории? – спросил я.

-Тоже не знаю, - засмеялся Христо. – Вернее, каждый понимает по-своему, и совершенно ни к чему навязывать кому-либо собственное понимание. Однако мы не в праве окончательно хоронить то, что заставляло эту девушку, услышавшую плач ребенка, подниматься по ледяным ступенькам, на грани обморока, и цепляться за обмороженные перила. И в этом нам можешь помочь только ты, Андрей.

-Я?

-Да. Впрочем, довольно. Полагаю, мы все, - Христо окинул собравшихся взглядом, - должны оставить Марину и Андрея наедине. Им есть, что сказать друг другу…

2

ДВОЕ

Христо ошибся. Оставшись наедине, мы молчали. Я смотрел на двуглавого орла, в котором переливались желтые и красные отсветы костра. С потолка в огонь упала капля; зашипев, превратилась в пар.

Отчего-то мне стало грустно: то ли подземелье угнетало, то ли так подействовал рассказ Христо.

-Андрей, - тихо сказала Марина.

Я оторвал взгляд от орла и посмотрел на нее.

-Прости меня.

Она просит прощения!

Язвительно улыбнувшись, я сказал ей, что не могу доверять человеку, исподтишка вколовшему мне в шею шприц.