Книга Дины - Хербьёрг Вассму (2007)

Точь-в-точь как Сарра из Ветхого Завета. Ингеборг понесла уже в преклонном возрасте. Ей было за сорок, когда она родила сына. Его назвали Юханом в память об отце Иакова.

Фру Карен, мать Иакова, приехала из Трондхейма, чтобы посмотреть на внука. Вскоре она отправила в Трондхейм работника за своими книжными шкафами, качалкой и осталась в Рейнснесе.

Она оказалась самой уживчивой свекровью, какие только бывают на свете. Господство женщин в Рейнснесе вступило в новый период. Мягкий и благодатный для всех. Слуги и работники исправно трудились в мире и согласии. Работать в Рейнснесе почиталось у всех за счастье. У Ингеборг было два приемных сына, с которыми могли бы возникнуть трудности после ее нового замужества. Однако оба они были уже взрослые и сами зарабатывали себе на хлеб. Старший, темноволосый Нильс, верховодил в лавке. Беспокойный и светловолосый Андерс плавал на одном из карбасов.

Ингеборг вела дела и распределяла обязанности так, чтобы никого не обидеть.

Иаков, как супруг и повелитель, обладал равными с ней юридическими правами, однако на деле всем заправляла и все решала одна Ингеборг. Правда, она часто спрашивала у Иакова совета. И случалось, следовала ему.

Иаков был чужаком в этих краях, но никому до этого не было дела. Как и до того, что он любил ежегодно ходить с карбасами в Берген. Он вообще предпочитал бывать в отъезде, это считалось в порядке вещей.

Никто не слышал, чтобы супруги когда-нибудь были не согласны друг с другом. Каждый из них занимался своим делом.

Жизнью Иакова были карбасы. И Андерс всему учился у него.

Так получилось, что Иаков и Ингеборг как бы разделили между собой приемных сыновей. Труд и долг были для всех неписаным законом. Все помыслы людей были сосредоточены на процветании Рейнснеса. Все остальное исключалось.

Хрустальные подвески на люстре никогда не звенели здесь от громких ссор и скандалов. Голоса всегда звучали негромко и сдержанно.

Ингеборг заражала своей сдержанностью всех, даже конюхов и работников, что трудились в морских пакгаузах и лодочных сараях. Брани здесь никогда не было слышно.

Иаков позволял себе браниться и чертыхаться только в море. Когда же у него под ногами была твердая почва Рейнснеса, все морские привычки с него как ветром сдувало.

Он подтягивался и приводил себя в порядок, перед тем как ложился спать с Ингеборг. И внешне и внутренне. И она всегда принимала его.

Если же ему случалось утолять голод на каких-нибудь постоялых дворах по пути своего плавания, он предпочитал немолодых женщин. И всегда радовался возвращению домой, радовался высокой кровати с белым пологом.

Люди замечали, что, когда карбас Иакова входил в гавань, веснушчатое лицо Ингеборг заливала легкая краска. Краска держалась неделями. До следующего отъезда Иакова.

Вечера при нем начинались раньше, а утро — позже. Но новый ритм жизни устраивал всех. Удлиненных ночей хватало на все.

Иаков Грёнэльв был преданным другом. Ленсман, впрочем, тоже.

Когда ленсман овдовел, Иаков как мог утешал его. Свел с приятными людьми в Трондхейме и Бергене. Познакомил с Дагни.

В их отношениях всегда царил лад. Это одинаково касалось и дела и женщин. Было время, когда они по очереди наведывались в Хельгеланде в одну и ту же спальню, что отнюдь не нарушало согласия между ними.

Ингеборг умерла в одночасье — наклонилась в саду под лиственницей, чтобы погладить черную кошку. Упала на землю, точно яблоко, и ее не стало.

Никто не думал, что Ингеборг когда-нибудь умрет, несмотря на то что смерть время от времени посещает все дома. Во всяком случае, никто не думал, что Господь откажет ей в счастье увидеть сына посвященным в пасторский сан! Ей, всегда защищавшей любое богоугодное дело в своей округе и горой встававшей на защиту других.

После смерти Ингеборг и лиственница, и черная кошка стали считаться священными.