Нулевой километр - Евгения Стасина (2018)

-Никогда, - шепчет тихо и отворачивается, наспех приводя лицо в порядок.

Порою, чтобы что-то понять достаточно вида потекшей туши на чужих щеках, чьего-то тяжкого вздоха и дроби каблуков по бетонному полу, скрипа петель металлической двери и брошенного требовательно:

-Пошла вон.

Я дрянь - именно эта мысль грохочет в моей голове, когда я торопливо проскальзываю в распахнутую Тихомировой дверь, она же затапливает мозг, когда заметившая меня Ануфриева перекрывает дорогу и кивает на свободное кресло у столика визажиста. Она же лишает меня кислорода, заставляя оттолкнуть живую преграду и как можно скорее оказаться на улице. На воздухе, который так и не приносит мне облегчения.

Глава 47

Максим

Я уже сбился со счета. Не знаю, какое сегодня число и сколько дней я провел в этом стерильном коридоре, облюбовав жесткую скамейку. Одно стоит принять, как факт – места аромату цветов и яблочной карамели в моей жизни, увы, не осталось. Их вытеснили запахи, от которых скоро меня начнут скручивать рвотные спазмы. Да что там! Огромный ком уже подступил к горлу и мне стоит немалых усилий не броситься прочь - подальше от палаты, где худенькое тело моей матери капля за каплей покидает жизнь.

– Поспал бы ты, – Наташка опускается рядом и протягивает мне контейнер с домашней едой. Картошка с мясом – еще теплая, но никакого аппетита во мне она не вызывает. Вряд ли кто-то, на чьих глазах все катится к чертям, воспрянет духом от ароматов свежеприготовленной стряпни.

– Я Никитку в сад отвела. На работе неделю за свой счет оформила, могу тебя сменить. До пяти никто тебя не потревожит… Макс, – замолкает, отводя волосы с моего лба, и густо краснеет оттого, что собирается произнести. – Может быть, твой начальник уже вернулся в Москву? Мы могли бы попробовать с ним...

– Что? Что попробовать, Наташ? Он что господь бог и умеет исцелять смертельно больных? – пальцы свои вырываю из ее холодных ладоней и запускаю их в прическу, с силой сдавливая стучащие виски. Жаль, что этого недостаточно, чтобы череп мой раскололся надвое и избавил от всех переживаний о неминуемой трагедии. Чтобы голос сестры перестал звенеть в ушах, а перед глазами не стоял образ лечащего врача, предлагающего прекратить химиотерапию, чтобы облегчить страдания угасающей на больничной койке женщины.

- Все без толку, Наташ. Ее уже ни одна клиника не возьмет. Да и она просто-напросто не доедет...

– Не говори так! Мы не должны сдаваться, хотя бы ради мамы. Иначе, зачем это все? Зачем эти болезненные процедуры, если в самом конце ты готов опустить руки? - глотает слёзы обиды и сделав глубокий вдох, соглашается:

- Ладно. Не хочешь брать в долг у начальника, давай продадим квартиру. Наша соседка уже не раз предлагала её купить. Хочет объединить со своей и перевезти к себе сына с семьёй. Чем не выход? На первое время хватит, а дальше как-нибудь выкрутимся.

Действительно? Продадим, и ближайшие пару лет она будет кочевать с ребёнком по съёмным халупам, утешая себя хотя бы тем, что предприняла попытку спасти родного человека. Только какой в этом в этом смысл, если маме будет уже все равно?

- Нет, - и пора бы сестре перестать витать в облаках. Верить, что Бог заглянет в эту всеми забытую больницу и изберет именно нашу мать, для демонстрации своих сил. Потому что, если это все же случится, даже его волшебная палочка, или чем там он творит свою магию, окажется бессильна перед метастазами. Рак никому не подчиняется, живет сам по себе и сам решает, кого пощадить, а кого присыпать холодной землей. - Думаешь, мама этого хочет? Чтобы вы с Никитой оказались на улице? Ей уже не помочь, Наташ. И чем раньше ты это осознаешь, тем лучше.

И самому тошно, но сорвавшиеся с языка слова назад уже не затолкаешь. Теперь только и остаётся, что шумно дышать, наблюдая за солеными дорожками, полосующими женскую щеку.