Его невольница - Ульяна Громова (2020)

Набрала номер фээсбешника с визитки, которую он дал, продиктовала свой телефон и сказала, что еду домой, потому что я не арестована и не преступница и не собираюсь сидеть в городе. Он не возражал, видимо, понимал, что перегибает палку. Но предложил мне встретиться с психологом и пройти курс реабилитации для жертв насилия.

Я только фыркнула и отбила вызов. Я точно знала, что имею право подумать в первую очередь о себе. Проект дома, который понравился Юльке, наверняка сохранился. А еще мне нужно получить права и купить машину — хоть просить Эда о помощи как-то получалось само собой, но я чувствовала, что мое «И» обрело конкретные очертания: я не мама для Юли, я не хорошая девочка, я не жертва.

Я — Чернова Валентина. У меня отныне новый имидж — черные волосы и зеленые глаза. И я точно знала, что буду делать и как хочу жить.



Глава 19

Прошло почти два года

Время, занятое активно действующим движением СтопРаб, летело молнией. Я ходила по острию лезвия, разрабатывала и проводила такие авантюрные и опасные операции по спасению невольниц из арабских стран, что сам Горыныч хватался за изрядно поседевшую голову. Теперь ее украшал не вулканический пепел, а почти сплошное серебро.

— Ох, ты доиграешься! — ругался он, но помогать не переставал.

Оказалось, что я очень упертый и не слишком законопослушный человек.

Эд выдержал траур по моей любви чуть больше года, а три месяца назад сделал мне предложение стать его женой. Недолго ждал после того, как мы оказались в одной кровати после возвращения из очередной мусульманской страны, откуда я вернула домой несколько русских заложниц. Иногда в этом помогали российские консулы, но тот случай был иным — время критически поджимало, все прошло на грани фола, и вернулась я в Москву поздней ночью перевозбужденная.

Эд забрал меня из съёмной под перевалочный пункт квартиры, и той ночью я впервые спустила пар не на встрече со Светой и Ольгой в клубе, а на его члене. Это была дикая ночь, продлившаяся чуть ли не двое суток. Я соскучилась по мужской ласке, тело трепетало в умелых руках Эда, он трахал меня, а я хотела его так, будто он лишь дразнил и не давался, а не насаживал меня на себя уже который раз с неутолимой жаждой.

Мы и после этого остались таким же друзьями. Но однажды он признался мне в своих чувствах и в том, что уже почти устал ждать, пока в наши замечательные отношения придет и эта приятная грань. Он никогда не стремился превзойти Энвера, не пытался сделать так, чтобы я его забыла. Он дал этой боли выболеть, а шраму затянуться. Эд ждал, когда я смогу увидеть в нем мужчину, и в награду получил меня — я согласилась выйти за него замуж. Этот шаг был настолько естественным, что я не колебалась ни минуты, и не сделай он его первым, я бы сама предложила ему жениться на мне. Кто еще мог бы стать моим супругом, как ни человек, который знал обо мне все, принимал такой, какой я стала, помогал в моем деле и оставался настоящим другом и мужчиной. Даже секс с ним сразу стал чем-то неотъемлемым, мы настолько не имели тайн друг от друга в жизни, что их не возникло и в спальне в двухуровневой огромной квартире в старом доме на Фрунзенской набережной. Эд питал любовь к всему, что касалось начала девятнадцатого века и обставил дом антикварной мебелью и почти неотличимым от нее новоделом. Эта кровать с балдахином напоминала ту, что была в моей комнате в замке Энвера. Когда я откровенно сказала об этом, Эд ответил просто:

— Значит, именно здесь мы и займемся любовью. Если ты будешь видеть во мне и представлять на моем месте Энвера — прекратим. Но кровать менять я не собираюсь. Либо ты сама изгоняешь призрака из нашей спальни, либо ничего у нас не получится.