Машина тронулась вниз по серпантину, и уже через пару минут я увидела, что дорога из райских кущ придворцовой территории превратилась в опасную ленту, огранённую отвесными редко поросшими растительностью скалами — с одной стороны, и бездонным ущельем с голубоватым туманом — с другой. А когда впереди её преградили высокие ворота с вооружёнными турками, поняла, что я бы всё равно далеко не убежала.

Энвер повернулся с ухмылкой на красивом лице:

— Ты так предсказуема, детка…

Он отвернулся, бросив взгляд на моего цербера, и я услышала грубый голос над самым ухом:

— Аф! — Я вскинулась от неожиданности и отпрянула — изо рта турка воняло термоядерной смесью приправ, будто он жрал их столовыми ложками. Мужчина захохотал и скомандовал, бросая мне на колени чёрную маску для сна: — Завязывай глаза, татла[1].

Внутри вскипела злость — всё предусмотрели, не оставили даже шанса понять, где я! Сжав зубы, я рывками натянула маску и отвернулась к окну, будто могла что-то видеть.

— Дикая и соблазнительная козочка… — услышала я и почувствовала, как по голой ноге под платье скользит чья-то рука. — Энвер, пусть она мне отсосёт дым, трубу рвёт от такой красоты.

Я сжалась, когда рука нагло и беспардонно раздвинула мои ноги, и пальцы полезли под полоску кружева между ними.

— Если не боишься, что откусит — рискни, — хохотнул беззлобно Энвер, а я, воодушевлённая его не совсем согласием, двинула локтем туда, где должен быть похотливый урод.

Но или промазала, или он успел отшатнуться, ожидая от меня чего-то подобного. Все трое заржали, а Энвер повторил:

— Предсказуемая до оскомины.

* * *

Слух и обоняние обострились, казалось, до предела. Солёный аромат моря я почувствовала ещё до того, как с меня сорвали маску. Вдохнула полной грудью и поймала пристальный взгляд Энвера. Он посмотрел мне в глаза, чуть прищурившись, отвернулся к волнам, бившимся о пирс, к которому пришвартовалась шикарная трёхпалубная чёрная яхта со спущенными чёрными парусами — Джеку Воробью такая и не снилась. «Чёрная акула» — прочитала я её название.

Вернув взгляд, рабовладелец подошёл очень близко и двумя пальцами приподнял мой подбородок:

— Не знаешь, чья это яхта? — Я отрицательно качнула головой. — Главы муниципалитета Ризе, главного человека в этом городе. Ты ему кое-что не сделала, наташа. А то, что сделала, стоило мне немалых трудов исправить. Ты будешь хорошей девочкой, или я скормлю тебя акулам.

Я оскалилась в хищной улыбке всеми тридцатью двумя зубами. Энвер грубо, схватив меня за локоть, дёрнул к трапу и провёл на вторую палубу.

В шезлонге под зонтом лежал мужчина. Смутное предчувствие царапнуло душу, а под ложечкой засосало — я узнала это тело с татуировкой на груди — окружившую сердце акулу. Когда он повернулся на стук моих каблуков, я чуть не потеряла равновесие, и вовсе не от небольшой качки.

Нам навстречу, одетый лишь в трусы, поднялся Месут — мой постоянный клиент, которому я разбила голову и которого обворовала. Он окинул меня взглядом с головы до ног и прицокнул языком:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Вах, красивая девушка, а так нехорошо с уважаемым человеком обошлась… — он покачал головой, глядя на меня по-отечески укоризненно, но доброты и прощения в его глазах я не видела.

— Простите, Месут…

— Да я не о себе… — перебил он, поморщившись, и махнул рукой. — Ты, татла, господина Энвера подвела, — он обнял меня за бедро и повёл к шезлонгу, — он уважаемый человек, у него дел много. Он тебе доверие оказал, к таким людям — самым богатым в нашем городе, — поднял он палец вверх, — привозил, а ты… Голову мне разбила, бумажник украла, в дом господина Кемрана забралась. Хорошо, живая осталась… — повторил он слова Толги — моего надзирателя, и в груди туго шевельнулось холодной скользкой змеёй понимание, что Кемран может оказаться хуже этих двух вместе взятых.