Похоть - Ольга Михайлова

— Да, — кивнул Карвахаль, — при полном высыхании краска бледнеет. Писали в те короткие полчаса, пока раствор ещё не «схватился» и свободно впитывал краску. Писать нужно легко и бегло, а как только ход кисти теряет плавность, начинает «боронить», краска перестаёт впитываться и намазывается на стену, надо заканчивать. Всё равно краски уже не закрепятся. Это мастер писал. Посмотри, как выписана задница этой подзаборной каллихэры. Но почему такой шедевр в лупанаре? Для росписей тут, я думаю, нанимали всякий сброд за гроши.

— Может, это всё же и не диктерион? — предположил Бельграно.

Карвахаль пожал плечами.

— Для обычного дома такие клетушки не характерны. Тут восемь кубикул — по четыре с каждой стороны коридора. Типичное устройство греческого лупанара. Всё для удобства блудниц. Но это добротная живопись, будь я проклят. Ничего не понимаю.

Сверху их накрыла тень, археолог сразу умолк, полагая, что это спускается фрау Винкельман. При ней Рамон Карвахаль, как заметил Хэмилтон, никогда не произносил слов «блудница» или «блудилище» и вообще не говорил ничего, не касавшегося археологии. Но к ним спустился исполненный неподдельного любопытства Дэвид Хейфец, привлечённый рассказом Сарианиди, что Карвахалем обнаружены порно-фрески в третьей комнате второго раскопа. В руках врача был Hasselblad H4D-60 с огромным объективом. Хэмилтон удивился: это был лучший профессиональный девайс, и Стивен спросил себя, откуда он у Хейфеца. При этом оказалось, что снимал медик умело, как заправский фотограф. Отщёлкав находку со вспышкой и без неё, Хейфец странно хмыкнул и с любопытством огляделся.

— Тут не особо-то развернёшься, не отель Хилтон, — презрительно обронил он и снова бросил на стену взгляд, ставший вдруг острым и въедливым. — Странно-то как. А куда девалась физиономия этой мессалины?

— Я соберу её, Дэвид. Скол образовался при раскопках, — успокоил его Карвахаль.

— Странно-то как… Она блондинка или крашеная? — полюбопытствовал медик.

— Трудно сказать, — задумчиво отозвался Карвахаль. — В Древнем Риме жрицам любви запрещалось быть брюнетками. Возвращаясь из походов, римляне привозили с собой рыжих или светло-русых пленниц из Европы, которые становились рабынями или проститутками. И даже был издан указ, что все жрицы любви должны красить волосы в яркие оттенки, дабы их не перепутали с порядочными римлянками-брюнетками. Но потом этот цвет понравился римлянкам. Поставщицы блудных услуг в силу специфики работы часто первыми применяют все достижения индустрии красоты.

— И чем же они осветляли волосы?

— Они протирали их губкой, смоченной мылом из козьего молока и золой букового дерева, а затем высушивали на солнце. Рецепты ассирийских травников советуют для окрашивания волос смешение китайской корицы, кассии, и лука-порея. А в Греции использовались составы на основе извести, киновари, талька и буковой золы.

— Подумать только…

Появились Гриффин с Тэйтоном, последний спросил Хейфеца о снимках некрополя, тот ответил, что всё нужное сделал, и тут Тэйтон заметил фреску. Он включил фонарь на смартфоне и осветил картину.

Карвахаль, Гриффин, Бельграно обступили Тэйтона. Воцарилось странное молчание. И тут спонсор экспедиции вдруг резко развернулся и пошатнулся всем корпусом. Его бледное лицо посинело, губы, казалось, совсем пропали с лица. Голова запрокинулась назад, явив в какой-то миг то страдальческое выражение, что проступает на лице святого Себастьяна кисти Гвидо Рени. Смартфон выпал из его ослабевших рук.