Какой одинокой она себя чувствовала, когда восемнадцати лет вступила в монастырь! О своей клятве она никогда никому не говорила, кроме своего духовника, который, несмотря на всю свою ученость, мало понимал условия мирской жизни и совершенно растерялся, не зная, что посоветовать своей духовной дочери. Пришлось прибегнуть к архиепископу: он один мог освободить Жюльетту от страшной клятвы. Архиепископ обещал всесторонне рассмотреть это «дело совести». Мадемуазель де Марни была богата, и щедрый дар на добрые дела, по его мнению, мог быть угоднее Богу, чем выполнение подобной клятвы, притом же вынужденной. Жюльетта нетерпеливо ожидала его решения, но архиепископ не торопился, а в это время во Франции вспыхнула революция. Тут уже архиепископу было не до Жюльетты: ему пришлось поддерживать развенчанного короля и напутствовать его перед смертью, а затем и самому готовиться к ней. Во время террора монастырь урсулинок был разрушен, сентябрьские убийства 1792 года ознаменовались казнью тридцати четырех монахинь, которые с радостью взошли на эшафот.

Жюльетта, каким-то чудом избежав этой участи, жила в уединении со своей старой кормилицей, верной Петронеллой. Смерть архиепископа она сочла указанием свыше, что ничто в мире не может снять с ее души ужасную клятву. Тем временем все ее приданое, все родовые поместья де Марни были захвачены революционным правительством, и ей пришлось жить на скромные сбережения преданной кормилицы.

Слабый, нерешительный король был заключен в тюрьму, через два года Жюльетта с ужасом услышала ликование цареубийц. Затем последовала гибель Марата от руки такой же молодой девушки, как сама Жюльетта. Это было убийство по убеждению. Со всею страстностью своей пылкой натуры следила Жюльетта за судом над Шарлоттой Корде и слышала, как эта бледная, с большими глазами девушка совершенно спокойно созналась в своем преступлении. Жюльетта внимательно наблюдала за Деруледом, сидевшим на одном из мест, отведенных гражданам депутатам, принадлежавшим к партии умеренных жирондистов. Он был очень смугл, его темные, но напудренные волосы были откинуты назад, открывая высокий красивый лоб. Он серьезно следил за каждым словом Шарлотты, и Жюльетта уловила в его обыкновенно жестком взгляде выражение глубокого сострадания. В защиту обвиняемой он произнес известную в истории речь. Всякому другому она стоила бы головы. Это была не защитительная речь, а воззвание к той едва тлеющей искре чувства, которая все еще теплилась в сердцах этих озверелых людей.

Жюльетта слышала, как во время его речи жалкие отребья человечества, кровожадные мегеры беспрестанно повторяли имя Поля Деруледа, но никто не восставал против него: большая, прекрасно оборудованная детская больница, дар гражданина Деруледа народу, была только что открыта и, без сомнения, давала ему право высказывать свое мнение. Даже суровые монтаньяры – Дантон, Мерлен, Сантерр – только пожимали плечами: ведь это Поль Дерулед! Пусть себе говорит: сам Марат сказал про него, что он не опасен!

Прекрасный голос Деруледа властно раздавался в зале суда, но все его красноречие было напрасно: Шарлотту Корде приговорили к смертной казни.

В сильном возбуждении вернулась Жюльетта домой. Боже! Что только ей пришлось видеть и пережить! Нет, скромная, полуобразованная провинциалка Шарлотта Корде не посрамит Жюльетту де Марни, считавшей в числе своих предков сотни герцогов, когда-то созидавших Францию. Надо только выждать удобный случай. Определенного плана у Жюль етты еще не было, но она твердо помнила, что должна исполнить долг, а долг далеко не такой быстрый вдохновитель, как ненависть или любовь.