Долго бродил Арман по улицам, не отдавая себе отчета, куда идет. Все его помыслы были сосредоточены на любимой девушке; он вспоминал каждое ее слово, каждое движение, не переставая восхищаться ее красотой, мужеством и хладнокровием, с каким она приняла кровожадную ищейку, осквернившую своим присутствием патриархальный старосветский будуар. Очнулся Арман лишь тогда, когда почувствовал усталость и голод. Войдя в первую попавшуюся таверну, он поужинал, не обращая никакого внимания на то, что ему подавали и был ли еще кто-нибудь в зале при его приходе.

Когда он снова очутился на улице, дул резкий северо-восточный ветер и снег валил хлопьями. Плотно закутавшись в плащ, Арман поспешно направился к жилищу Блейкни, где его ждали и до которого было довольно далеко. Ему вдруг захотелось поскорее очутиться среди друзей, услышать спокойный голос Рыцаря Алого Первоцвета и убедиться, что Жанна отныне будет находиться под охраной его Лиги.

Блейкни занимал небольшой дом на набережной д’Эколь, позади церкви Сен-Жермен л’Оксерруа. На той самой башне, с которой за двести лет перед тем прозвучал призыв к избиению гугенотов, только что пробило девять часов. Быстро проскользнув в отворенные ворота, Арман прошел через темный двор и поднялся по каменной лестнице. Через минуту он был в кругу друзей, с которыми мог расслабиться. Хотя обстановка была самая незатейливая, подобно всем меблированным помещениям той эпохи, но во всем чувствовалось присутствие человека с прихотливым и изящным вкусом. Чистота была безусловная; из камина распространялась приятная теплота; окна не были плотно закрыты и пропускали в комнату струю свежего воздуха; на столе в грубом глиняном кувшине стоял большой букет роз, а носившийся в воздухе легкий аромат тонких духов был особенно приятен после отравленного воздуха узких парижских улиц.

В комнате уже находились сэр Эндрю Фоукс, лорд Тони и лорд Гастингс, дружески приветствовавшие Сен-Жюста.

– А где же Блейкни? – спросил Арман, пожимая им руки.

– Здесь! – послышался громкий, приятный голос.

Арман, оглянувшись, увидел Блейкни, стоявшего в дверях комнаты.

Какой спокойный вид имел этот герой-человек! А ведь за его голову французское революционное правительство заплатило бы любую сумму. Происходило ли это от беспечности или от незнания грозившей ему опасности? Это не мог сказать даже его ближайший друг Эндрю Фоукс. Глядя на этого джентльмена в безукоризненно сшитом костюме, с дорогими кружевами у ворота и рукавов, с изящной табакеркой в одной руке и тонким батистовым платком в другой, никто не поверил бы, что это не пустой щеголь, а человек, способный на самые безумные поступки, вызывавшие в одной нации восторг, а в другой – жажду мщения.

Арман с радостью пожал Блейкни руку, чувствуя, однако, некоторое угрызение совести при воспоминании о том, как провел он сегодняшний день; ему даже показалось, что из-под полуопущенных век Блейкни устремил на него испытующий взор, от которого не могло укрыться, что в эту минуту происходило в душе молодого человека.

– Боюсь, я опоздал, – сказал Арман. – В темноте я сбился с дороги. Надеюсь, вы недолго меня ждали?

Все придвинули стулья к огню, кроме Блейкни, который предпочел остаться стоять.

– Дело касается дофина, – без всяких предисловий начал он.

Ни для кого это известие не было неожиданным, все об этом догадывались. Ради этого рискованного дела Эндрю Фоукс покинул свою молодую жену, а Сен-Жюст уже раньше заявлял свое право на участие в этом благородном деле. Уже более трех месяцев Блейкни не покидал Францию, постоянно перевозя спасенных им несчастных из Парижа, Нанта или Орлеана в приморские города, где их встречали его друзья. Теперь изящный щеголь сбросил свою светскую маску, и перед собравшимися стоял человек, спокойно смотревший в глаза смертельной опасности, не старавшийся ни преувеличить ее, ни уменьшить, желавший только строго взвесить то, что им предстояло совершить.