Клятва Рыцаря (сборник) - Эмма Орци (2014)

Арман понемногу овладел собой, вспомнил, с каким достоинством держали себя его английские друзья, умевшие бесстрастно смотреть прямо в лицо величайшей опасности. Ему захотелось подражать лорду Тони, который всегда был готов совершить какую-нибудь мальчишескую выходку.

– Меня удивляет, гражданин Шовелен, – начал он, как только смог справиться со своим голосом, – что вы считаете достаточным держать меня за руку, чтобы я не убежал и спокойно прохаживался здесь с вами вместо того, чтобы сбить вас с ног; а это легко сделать, так как я моложе, да и сильнее вас.

– Да, это нетрудно было бы сделать, – медленно произнес Шовелен, делая вид, будто серьезно взвешивает слова Сен-Жюста, – но не забудьте о страже, которой много в этих стенах.

– Мне помогла бы темнота. Ведь в коридорах темно, а в отчаянии человек ни перед чем не останавливается.

– Это – правда. А ваше положение, гражданин Сен-Жюст, довольно-таки опасное.

– И здесь нет моей сестры Маргариты, гражданин Шовелен, и вы не сможете предложить мою жизнь за жизнь вашего врага.

– Нет, нет, – равнодушно сказал Шовелен, – не за жизнь моего врага, я знаю, но…

– За ее жизнь! – с жаром воскликнул Арман. – За жизнь мадемуазель Ланж! Вы ведь освободите ее, раз я в ваших руках?

– Ах да, мадемуазель Ланж! – сказал Шовелен, со своей обычной любезной, загадочной улыбкой. – Я о ней и забыл.

– Как могли вы забыть, что ее арестовали эти жестокие псы? Она действительно укрыла меня на самое короткое время, не зная, что я изменил Республике. Я сознаю свою вину и во всем признаюсь, но она ничего не знала, – я обманул ее; понимаете, она невиновна? Я во всем признаюсь, но ее вы должны освободить.

Арман говорил со все возраставшим волнением, стараясь разглядеть в темноте выражение лица своего собеседника.

– Потише, мой молодой друг! – хладнокровно промолвил Шовелен. – Вы, кажется, предполагаете, что я могу что-либо сделать для дамы, в которой вы принимаете такое участие; но вы забыли, что я потерял доверие правительства после постигших меня неудач. Мне оставили жизнь из жалости к моим трудам, однако не в моей власти возвратить кому-либо свободу.

– В таком случае вы можете арестовать меня! – возразил Арман.

– Я могу только донести на вас, – со снисходительной улыбкой промолвил Шовелен, – так как я – все еще агент Комитета общественного спасения.

– Прекрасно! – воскликнул Арман. – Комитет с удовольствием арестует меня, уверяю вас. Я хотел избежать ареста и выручить как-нибудь мадемуазель Ланж; но теперь я отказываюсь от этого плана и отдаюсь в ваши руки. Этого мало: я дам вам честное слово, что не только не сделаю сам никакой попытки к побегу, но не позволю никому помогать мне в этом направлении и буду самым покорным узником, если вы обещаете освободить мадемуазель Ланж.

– Гм, – задумчиво отозвался Шовелен, – пожалуй, это исполнимо.

– Разумеется, исполнимо! – подхватил Арман. – Мой арест и смерть для вас неизмеримо важнее смерти молодой невиновной девушки, оправдания которой может потребовать весь преклоняющийся перед нею Париж. Что касается меня, то я для Республики желанная добыча: мои всем известные антиреволюционные убеждения, брак моей сестры с иностранцем…

– Ваше родство с Рыцарем Алого Первоцвета… – подсказал Шовелен.

– Совершенно верно. Я нисколько себя не защищаю.

– И ваш загадочный друг не должен хлопотать о вашем освобождении. Итак, это дело решено. А теперь отправимся к моему другу Эрону, главному агенту Комитета; он выслушает ваше признание, а также и те условия, на каких вы отдаетесь в руки прокурорской власти.

Поглощенный одной мыслью о Жанне, Арман не заметил иронического оттенка в голосе Шовелена. Со свойственным юности эгоизмом он думал, что его личные дела настолько же интересны революционному правительству, насколько важны ему самому.