Весеннее пробуждение - Тери Браун (2014)

– Ничего. Просто… Я гляжу на свой протез и могу думать только о том, как ты побежала к Бакстонам, за моей спиной, словно мы какие-то попрошайки. Словно ты не веришь, что я сам могу со всем разобраться и позаботиться о семье. Когда я на тебе женился, то не знал, что ты будешь так… небрежно относиться к моей гордости. То есть я понимал, что мы принадлежим к разным слоям общества, но никогда не думал, что ты поведешь себя так… подло. И так эгоистично.

Слова упали в разверзшуюся между ними пропасть тяжелыми осколками льда. Пруденс невольно обхватила руками грудь, чтобы защитить себя, но рана уже была нанесена. Она пораженно молчала, пока Эндрю с трудом поднимался со стула.

– Я не голоден. Пойду прилягу.

Пруденс начала вставать, но Эндрю замахал на нее рукой:

– Нет, не надо. Я сам справлюсь.

Она уставилась на свою тарелку, не в силах смотреть, как он медленно, мучительно ковыляет в спальню. Ребенок внутри затрепетал, словно чувствуя ее настроение. Несколько минут Пруденс прислушивалась к издаваемым Эндрю звукам, но вскоре в квартире повисла такая тишина, что было слышно тиканье часов на каминной полке.

* * *

Виктория стояла на носу парома. Вдалеке виднелись силуэты британских и французских кораблей, охраняющих заветную полоску воды между Кале и Дувром. Присутствие кораблей придавало уверенности. Работа во Франции закончилась, и Виктория с радостью возвращалась домой. С нее хватило крови, грязи, отчаяния, постоянного, вибрирующего страха, который пронзал ее каждый миг, и сознания, что мужчины под ее опекой умирают и она сама может умереть в любую минуту. Каждую ночь Глэдис плакала перед сном, и хотя Виктория ее не винила, она не могла к ней присоединиться, иначе ей уже не удалось бы остановить рвущийся наружу крик.

Но боль причиняли не только страдания Глэдис, сильнее всего ранили мужские слезы. Тихий плач, вызванный болью, потерей конечностей или смертью товарищей, истекших кровью в шаге от них. Виктория держала их за руку и давала возможность выговориться, хотя прекрасно знала: если бы им довелось встретиться в обществе, солдаты никогда не позволили бы себе подобных грубостей и безобразных подробностей. Но здесь, лежа на железных койках и слушая мучительные стоны других раненых, они нуждались в исповеднике. Поэтому удивительно спокойным голосом делились с ней невообразимыми картинами, которые представали перед ней всякий раз, стоило Виктории закрыть глаза.

Она боялась, что никогда не сможет от них избавиться.

Ко всему прочему добавлялась постоянная тревога за Кита. И эта тревога прогрызала желудок, как застаревшая язва.

Кавалерственная дама Фурс и остальные добровольцы сидели в каютах. Без сомнения, они решили, что Виктория сошла с ума, раз добровольно вышла на продуваемую бодрым бризом палубу, но за последние месяцы она провела слишком много времени в помещении. Ей требовался свежий воздух, чтобы сдуть затянувшую разум паутину.

Конечно, уход за ранеными приносил и положительные эмоции. Сестры милосердия Красного Креста научились ценить менее квалифицированных добровольцев за то, что те могли дать пациентам. Викторию особенно любили в госпитале, ведь она не только прекрасно выполняла свои обязанности, но и читала раненым отрывки из романов и стихи, коих помнила огромное количество. И благодарность этих людей наполняла ее сердце нежностью.

На горизонте показались белые утесы Дувра, и сердце Виктории забилось быстрее. Ей хотелось поскорее оказаться в своей квартире, в окружении друзей. Снова начать работать в госпитале, где мужчины поправлялись, а не умирали. Присутствовать при рождении Горация и навестить на выходных Саммерсет, семью и няню Айрис.