Любовники - Кэтлин Уинзор (1997)

Она опять улыбнулась и протянула руки. Джасинта на несколько секунд замерла в нерешительности, а затем с той же самой любовью в страдающем сердце и с рыданием, застрявшим в горле — как в пятилетнем возрасте, когда ее в последний раз позвали к постели матери и она каким-то непонятным чувством поняла, что мать при смерти и больше никогда не протянет ей навстречу руки, — она приняла их, и так они стояли в полной тишине, почти вплотную друг к другу, до тех пор пока Джасинта не разрыдалась.

— Нет, нет, не надо, дорогая, — тихо проговорила Шерри немного охрипшим от волнения голосом. — Не надо, не плачь. Сейчас уже не о чем плакать. Мне было так жаль покидать тебя… но, честно говоря, не жаль умирать. В самом деле я не думаю, что кто-нибудь действительно жалел меня. А ты?

Она немного отступила назад, по-прежнему обнимая Джасинту за плечи, а та смотрела ей прямо в лицо; слезы беспрерывным потоком лились по ее щекам, временами раздавались судорожные всхлипывания. Ведь так мучительно остро Джасинта не ощущала смерть матери с той самой минуты, когда гроб с ее телом медленно опускали в могилу. Единственное, что она помнила, как неожиданно застонала, а отец тут же подошел к ней, взял на руки и держал ее, пытаясь утешить. Она прорыдала три или четыре дня подряд, пока не заболела от нервного истощения и усталости. Впоследствии Джасинта как бы забыла о матери, словно спрятав воспоминания о ней в какую-то герметически запертую комнату, где они и покоились, как засушенный выцветший цветок, давно потерявший запах. Мать стала для нее каким-то нежным и трепетным, но никак не мучительным воспоминанием… до настоящего момента.

— Он убил тебя! — вскричала Джасинта резким, пронзительным голосом. — Он отравил тебя! — Из ее груди вырвался долгий, мучительный стон, а потом, закрыв лицо ладонями, она медленно опустилась на колени.

Шерри мягко опустилась на колени рядом с ней, обняв за плечи. Затем начала нежно гладить дочь по волосам, словно Джасинте, как тогда, было пять лет от роду и Шерри понимала, что видит ее в последний раз.

— Не плачь, Джасинта. Пожалуйста, не надо плакать. В конце концов, мы же теперь вместе. Ведь случилось чудо, и мы вновь обрели друг друга здесь. Да ты посмотри на меня, Джасинта… посмотри на меня… — С этими словами она прелестно улыбнулась, хотя ей пришлось вытереть слезы уже со своей щеки. Затем гордо вскинула голову и сказала, приподняв подбородок Джасинты и посмотрев ей прямо в глаза: — Да ты только посмотри вокруг… Ведь теперь мы вновь вместе… и для нас обеих наступило лучшее время в нашей жизни!

— Лучшее время в нашей жизни… — повторила Джасинта, нервным движением теребя кружевную оборку на платье. — Если не считать того, что мы мертвы.

Внезапно взгляды обеих женщин встретились, они откинули головы назад, притопнули каблучками и засмеялись. Они смеялись без удержу, будто только что услышали самую остроумную шутку в жизни, их веселый звонкий смех звучал, словно колокола, одновременно зазвонившие на разных колокольнях; они смеялись и смеялись до тех пор, пока не схватились за животы, согнувшись пополам от боли, настолько нестерпимо долгим был их смех.

— Ох! — выдохнули они спустя некоторое время. — Ох!

Постепенно они утихомирились и уселись друг напротив друга, серьезные и даже чуть торжественные. Сейчас на их лицах не осталось даже следа от недавнего безудержного веселья.

— Все же ужасно… ты и я, — проговорила Джасинта. — Да, да, с нами случилось нечто ужасное, ведь мы должны были прожить долгую жизнь. Мы имели право на жизнь, счастье и любовь! Мы относимся к тому роду женщин, которые не должны умирать до…