Любовники - Кэтлин Уинзор (1997)

И, как ребенок, прочитавший заданный отрывок на уроке в школе, села на обшитый алым бархатом табурет перед камином. Затем вытянула одну ногу перед собой, другую же обхватила за колено и откинулась назад. Ей захотелось взглянуть в зеркало, чтобы проверить, красивая ли сейчас у нее поза.

— Вы выглядите красивой, — сказал он. — И мне хочется, чтобы вы прекратили вести себя так застенчиво. Это очень странно, — добавил он и медленно покачал головой.

— Что это?

— Вы, женщины, все очень похожи — и не важно, сколько вам лет и какого вы происхождения. Вам всем хочется постоянно выслушивать остроумные комплименты, все вы любите безделушки и прочую ерунду.

Джасинта издала легкий возглас возмущения и поднесла руку ко рту.

— Что?!

— Все это истинная правда. В одну эпоху вы называете такое поведение рыцарством, в другую — галантностью. Иногда вы называете его честью, иногда — уважением. Но все оказывается одним и тем же. Даже страсть вы считаете концом для вас — ценой, которую вы вынуждены заблаговременно платить за единственную вещь, которую искренне цените: за остроты, безделушки и прочие пустяки.

— Ну и ну! — выдохнула Джасинта изумленно.

Он сделал шаг вперед и повторил свои слова вновь. И все-таки теперь, когда она задумалась над ними, они при всей их нелепости показались ей правдой. Джасинта поднесла пальцы к губам и захихикала.

— А вы, викторианцы, самые скверные из всех, — добавил он.

Его упоминания о викторианцах сердили ее и жалили, словно крапива. Она подняла голову, с ненавистью посмотрев на него.

— Похоже, вы не заметили одного обстоятельства, — проговорила Джасинта. — Оно заключается в том, что женщины от рождения находятся в невыгодном положении. Совершенно естественно, что вокруг нас и наших затруднений возникает довольно много всяких нелепостей. И если мы сами не станем защищать себя, маскируя наши слабости многочисленными завесами романтического тумана, то мужчины будут относиться к нам еще хуже, чем сейчас.

— А вы неглупы, — усмехнулся он. — Кто вас научил всему этому? Ваша мать умерла слишком молодой, хотя из нее вышел бы превосходный учитель…

— Не смейте говорить о моей матери! — закричала Джасинта, и этот крик надолго повис в воздухе, протяжный и надрывный, словно звук разрываемого шелка.

В следующий миг она вскочила и подбежала к нему со сжатыми кулаками. Сейчас Джасинта была так сильно разъярена, что совсем не боялась его. Он же не сдвинулся с места, продолжая стоять с засунутыми в карманы руками, глядя на нее сверху вниз безразлично, но одновременно как бы развлекаясь. От этого взгляда ее ярость окончательно выплеснулась наружу.

— Вы!.. — начала она голосом, полным гнева и ненависти, подняла кулаки вверх и уже увидела мысленно, как исказится его лицо в момент удара.

Он одной рукой сжал ее запястья и чуть вывернул их, заставив тихо вскрикнуть от боли. Затем резко оттолкнул ее, и Джасинта полетела через всю комнату. Она сразу же встала на ноги, хоть и пошатнулась, но тут же обрела равновесие и вновь устремилась прямо на него. Он направился к ней навстречу, медленно приближаясь, и она остановилась, пристально посмотрела на него, а затем повернулась, чтобы броситься — на этот раз прочь, но услышала за спиной его голос, резкий и суровый:

— Идите сюда!

Пришлось вновь остановиться, оглянуться на него через плечо и так стоять, дрожа от страха и ожидая, что произойдет дальше. Когда его могучая рука ухватила ее за плечо, она непроизвольно задрожала, а когда он развернул ее лицом к себе, подняла руки, словно защищаясь от удара.

Он с неприязнью взглянул на нее и отрицательно покачал головой.

— Нет, — произнес он. — Не надо. Разве я хоть раз сделал что-нибудь такое, что заставило бы вас думать, будто я могу причинить вам вред?