Непутевая - Лиза Альтер (1997)

Очень скоро мне стало ясно, что тело, отбивающее мячи то ногой, то головой, — то же самое тело может испытывать наслаждение не только на футбольном поле. С той же ловкостью, с какой оно уклонялось от назойливых нападающих, мое тело извивалось и кружилось в танце. А грудь? Этот дефект, искажавший форму обтягивающей футболки, оказывается, может быть даже красивым, особенно в бюстгальтере на поролоне, который я называла «ни-за-что-не-скажешь». Вот так я и превратилась из левого крайнего в чиэрлидера и подружку Джо Боба Спаркса. Именно со мной он занимался крутым петтингом в кинотеатре на свежем воздухе. Но я забегаю вперед.

Начинали мы куда как скромно. На следующее утро после нашего первого танца Джо Боб заехал за мной перед занятиями. Его белый с откидным верхом «форд» — на заднем крыле красной краской было выведено «Удар Спарки» — прогромыхал по нашей белой кварцевой дорожке. Пока мама, привлеченная сигналом, с ужасом смотрела на него из-за зеленой бархатной шторы столовой, я выскользнула в дверь и побежала к машине. На мне были кожаные сапожки и блузка с отложным воротником. Юбка едва прикрывала колени. Джо Боб одобрительно окинул меня взглядом и сказал: «Привет, Джинни!»

Я многообещающе улыбнулась, забралась в машину и расправила юбку, чтобы закрыть шрамы и царапины, заработанные в последней игре, когда я вкатилась в ворота противника с мячом в руках. На Джо Бобе были потертые джинсы, клетчатая рубашка и дешевые сандалии. Мы удовлетворенно улыбались — чистенькие, аккуратные, как все ученики Халлспортской средней школы, за исключением хулиганов вроде Клема Клойда в его неописуемо тесных голубых джинсах с заклепками, черных сапогах, темной футболке и красной корейской ветровке с драконом на спине.

В пятницу вечером мы долго катались по Халл-стрит. Затем медленно поехали к вокзалу, там сделали круг и направились к площади, переговариваясь с ребятами, сидящими в соседних машинах. Джо Боб старался обогнать всех, выжимал из «форда» все что можно. Машин становилось все больше. Девушки весело выскакивали из одних машин и прыгали в другие. Наверное, если смотреть с высоты, это походило на атомы, меняющиеся местами с атомами соседних молекул. Мне пришло в голову, что наши игры — это американский вариант старинных испанских развлечений, когда молодые люди чинно прогуливаются по городской площади, поглядывая друг на друга с вожделением и отчаянием на виду у невозмутимых, но бдительных взрослых. В нашем случае роль пожилых матрон играли полисмены — недавние выпускники Халлспортской средней школы, ставшие теперь нашими заклятыми врагами. Они мстили нам за то, что не были больше такими беззаботными, и для них не было большего удовольствия, чем оштрафовать нас за какое-нибудь ерундовое нарушение. Например, придумали, что нельзя ездить по Церковной площади. В обтягивающих накачанные торсы рубашках цвета хаки, они наслаждались, штрафуя всех, кто попадется, или разбивая парочки, уединившиеся на задних сиденьях где-нибудь на заброшенных стоянках или обочинах.

После нескольких кругов Джо Боб припарковал машину, мы вылезли и направились по Халл-стрит, глазея на витрины и доверительно сообщая друг другу, что купим в следующий раз. Дольше всего мы стояли перед витриной «Обувного магазина Спаркса», отца Джо Боба, и пришли к выводу, что здесь самый богатый выбор обуви в городе. Мне нравилось, что всякий раз, натыкаясь на бумажный стаканчик или яркую обертку от шоколада, Джо Боб поднимал ее — наручные часы звонко стучали о тротуар — и бросал в урну, неизменно говоря: «Получите халлспортское сокровище».

— Ты, наверное, не можешь пройти по улице, чтобы не зацепить какой-нибудь мусор, — сказала я с уважением.

— Чего? — не переставая жевать «Джуси фрут», спросил он.

— Мусор. Бросают где попало.