Непутевая - Лиза Альтер (1997)

— Давай-ка я и тебя намажу. Ты тоже покраснела.

Я промолчала. Она наклонилась, сдернула одеяло, и под сильными массирующими руками я почувствовала, как в меня возвращается жизнь. Тело потеплело. Я перевернулась на спину. Она намазала мне грудь, ноги и живот. Ком в желудке стал таять, как весенний сугроб. Она помассировала мне ступни, потом поднялась к плечам, щекам, лбу; легла рядом и стала гладить нежно и мягко, а я слушала, как стучит ее сердце.

Не знаю, долго ли так продолжалось; может, прошли минуты, может — часы.

Неожиданно возник громкий гул, по нашим телам пролетел мощный порыв ветра и откуда-то полилась кока-кола.

Над нами висел вертолет. «Эй, вы, сучки, — кричала лысая голова, свесившись из окошка, — вы чем занимаетесь?»

— Фашисты! — вскочила Эдди. — Фашисты и свиньи!

Вертолет улетел. Внизу продолжалась репетиция. Неожиданно королева прошлого года подняла голову и уставилась на голое статное тело Эдди.

— Не прыгай! — крикнула она, и весь двор взорвался криками. Люди бросились к дверям, чтобы подняться на крышу и удержать Эдди.

— Ха-ха, — засмеялась Эдди. — Слижем друг с друга колу, пока они не явились?

Мы подбежали к окну, залезли в комнату и помчались к ванной. У двери я замялась.

— Скорей! Будем самыми чистыми! — крикнула Эдди. Я переступила порог с таким чувством, будто сажусь в самолет, обреченный на катастрофу.

— Скорей! — Эдди толкнула меня под душ. Она намылила меня, потом я — ее. Мы обнялись и встали под теплые струи. Яростно загудели трубы: кончилась горячая вода… Мы обнимались и целовались…

Эту ночь мы провели на узкой казенной кровати, проспав в объятиях друг друга до самого ланча. Проснувшись, я вспомнила все и засмеялась: теперь я знаю, как занимаются любовью женщины.

Затем, облаченная в строгий костюм из твида, я спустилась на первый этаж. В это время мисс Хед обычно убирает виолончель и садится за книгу.

Я постояла у ее двери, стараясь понять, зачем пришла сюда, и постучала. Мисс Хед неодобрительно покачала головой: я должна знать, что нельзя мешать ей в это время.

— Входите. — Я неуклюже потопталась в гостиной, переминаясь с ноги на ногу. Она с любопытством смотрела на меня. — Чаю?

— Да. Спасибо.

— Отлично. Чем могу вам помочь, мисс Бэбкок? Что-нибудь случилось?

Я приободрилась и, ожидая, что слова сами найдутся, открыла рот. Но речевой центр мозга отказал.

— Ничего особенного. Я шла мимо и решила зайти.

— Очень приятно, — натянуто улыбнулась мисс Хед.

Я понимала, что своим появлением расстроила ее планы, — точно так же, как два дня назад расстроила мои планы Бев.

— Извините, — сказала она, не дождавшись от меня вразумительного объяснения. — Я только что разучивала фантазию Шуберта. Хотите сыграю?

Она установила метроном на медленный темп, взяла смычок и поставила между ног виолончель.

— Обратите внимание на изысканность колоратуры, мисс Бэбкок. Поет молодой человек. Весна. Расцвели цветы, поют и вьют гнезда птицы. Но он обезумел от горя и не в силах разделить чувство обновления природы, потому что зимой умерла его любовь. Попробуйте определить методы, которыми Шуберт достигает эмоционального выражения темы жизни и смерти.

Я скрипнула зубами, но она не обратила на это внимания и заиграла. Печальная, на низких регистрах мелодия чередовалась с легкой и танцевальной. Я представила солнце, трепещущую листву, поющих птиц… Мисс Хед негромко подпевала себе по-немецки. Она закрыла глаза, опустила голову; на бледном лице заиграл румянец.

Медленно тикал метроном. Сквозь окно на восточные коврики падали яркие солнечные лучи.

— Это невозможно, — чужим голосом пробормотала я. — Невозможно. Вы должны взрываться, делать ошибки, рисковать… — я говорила не совсем то, что хотела, но не находила других слов.

— О чем вы говорите, мисс Бэбкок? — холодно спросила она и выпрямилась. — Что все это значит?