Западня - Западня (1996)

Мэриан всегда питала слабость к старинным особнякам, но этот превзошел все ожидания. Они вошли в холл восьмиугольной формы; в каждом углу, отступая от него сантиметров на шестьдесят, высилась мраморная колонна. А у каждой из стен, как раз на уровне середины, красовалось по изумительному гипсовому бюсту. В центре холла стоял большой черный мраморный стол. Пол был выложен в шахматном порядке черной и белой плиткой. От выразительной простоты захватывало дух, но это оказалось лишь прелюдией к великолепию комнат.

К тому моменту как они достигли конца коридора второго этажа в западном крыле, Мэриан потеряла всякое представление о времени. Она совершенно влюбилась в Грейс и могла бы осматривать дом хоть целую неделю, только бы не лишиться ее общества.

Поднявшись по узкой лестнице, Грейс открыла дверь и пропустила гостью вперед.

— Вот наша галерея. Большая часть картин на западной стене — полотна старинных мастеров.

Но Мэриан больше интересовали портреты на противоположной стене.

— Это ваши родные?

— Да. Некоторые еще живы. Вот, в центре, Фрэнк. Рядом — его отец. А это я в восемнадцатилетнем возрасте. Старый плут рядом — мой отец.

Мэриан скользнула взглядом по всей стене.

— Не смотрите, женщин вы здесь не найдете. Обе наши матери живы — и до сих пор не простили нам этот брак.

— Почему?

— Фрэнк — еврей. Мои родители — выходцы из Ирландии, ревностные католики. Возможно, вам это покажется диким, но такое еще случается. Отец Фрэнка до конца был нашим союзником. Его жена так и не узнала, что в юности он любил девушку, тоже католичку, но не нашел в себе мужества пойти против воли отца. Оливия любила слушать семейные истории, считала их увлекательнее всякого романа. А вот и она. Здесь ей двадцать лет.

Портрет Оливии, хотя и оправленный в такую же резную деревянную раму, был крупнее остальных. У дочери Гастингсов были тонкие черты, острый подбородок Грейс, большой рот и раскосые глаза.

У Мэриан возникло странное ощущение. Впервые за все время она увидела в Оливии живого человека, личность, какой та была до трагического перелома. Эта девушка любила и была счастлива, жила — и, возможно, еще живет на свете. Оливия перестала быть условным персонажем, героиней фильма.

— Она очень красива.

Грейс кивнула.

На сердце Мэриан словно легло бремя этой женщины.

— Мы ставим фильм в надежде, что кто-нибудь отзовется… но если… что вы будете делать…

Она не закончила фразу, но Грейс поняла.

— Мы с Фрэнком много говорили об этом, прежде чем дать согласие. Видишь ли, Мэриан, Оливия — наш единственный ребенок. Возможно, мы ее избаловали, но потерять ее таким страшным образом… Нам жизненно необходимо знать правду. Любую.

Мэриан перевела взгляд на портрет. Об исчезновении Оливии до сих пор почти ничего не известно. Вот уже пять лет полиция и частные сыщики ведут поиск и строят гипотезы, но безрезультатно. Но кто-то же знает правду — например, Рабин Мейер или Серджио Рамбальди! Мэриан похолодела. Что они с ней сделали? Где прячут? Может быть, в ту ночь в Паэзетто ди Питторе кричала все-таки Оливия? Рассказать об этом Грейс? Нет, зачем зря пугать? И потом, в свое время полиция прочесала всю деревню…

— Я знаю, — продолжала Грейс, — ты в курсе того, что она совершила. Этому нет оправдания. Единственное, что я могу сказать — за два года, предшествовавшие ее исчезновению, Оливия перестала походить на мою дочь. До этого у нее было множество подруг, поклонников, она вела нормальную, счастливую жизнь. Вот кого я хочу вернуть, Мэриан, — мою дочь, какой она была до этого кошмара. Но мы с Фрэнком с ужасом отдаем себе отчет в том, что если ее найдут, то найдут чудовище, в которое ее превратили наркотики и подлые люди. И тем не менее я хотела бы вновь увидеть ее. Возможно, она смогла бы искупить свою вину, даже если бы для этого пришлось пройти через тюремное заключение.

Мэриан инстинктивно взяла Грейс за руку.