Счастливый билет - Маурин Ли (2012)

Когда она приехала в Борнмут, снег уже валил вовсю и землю покрывала скользкая корка льда. Тяжелые свинцовые тучи висели так низко над головой, что казалось, до них можно дотянуться рукой. Занимался сумрачный неприветливый день, больше похожий на вечер, чем на утро. В такси Лиза молилась, чтобы Джекки по-прежнему жила в старом доме. С тех пор как она получила от подруги последнее письмо, прошло много лет, а викариев, случается, переводят в другие приходы. Так что Джекки могла жить где угодно. Наверное, следовало навести справки, прежде чем уезжать из Лондона, но в последнее время Лиза не могла мыслить связно.

Когда они остановились перед старым, заросшим плющом домом, Лиза попросила водителя немного подождать.

— Сначала я должна удостовериться, что моя подруга все еще здесь живет.

Жилище викария выглядело именно таким, каким она его запомнила: старинные красно-коричневые кирпичи, застиранные занавески на окнах, нуждающиеся в покраске оконные рамы и дверные наличники. На подъездной дорожке стояла машина, древний «моррис-майнор», ржавый и без колеса, на месте которого было подложено несколько кирпичей. Несмотря на холод, под машиной кто-то лежал. В открытых дверях гаража стоял мальчик-подросток. Человек под машиной крикнул:

— Дай мне рожковый ключ, Роб.

Мальчик выбежал из гаража и полез под машину. Лиза улыбнулась и уже положила руку на калитку, чтобы открыть ее и войти. В доме во всех окнах горел свет. «Джекки наверняка там», — подумала Лиза. Ее подруга никогда не выключала за собой свет.

Калитка скрипнула. По замерзшей траве лужайки пробежала кошка и начала скрестись во входную дверь. В углу комнаты, где когда-то праздновали свадьбу Джекки, стояла новогодняя елка, и две маленькие девочки танцевали менуэт. Их лица были напряженными, но было видно, что они едва сдерживают смех. Лиза вдруг поняла, что ей не хочется входить в дом. Она посмотрела на свою руку, лежащую на калитке. Снегопад и не думал прекращаться, и вскоре рука Лизы покрылась белым саваном. Так что же удерживает ее на месте? Дом выглядел теплым и уютным, а она по-прежнему мерзла на улице. В неподвижном воздухе до нее донеслись звуки музыки, это была джазовая аранжировка «Тихой ночи»[99].

В окне верхнего этажа появилась женщина. Она смотрела на автомобиль, стоящий на подъездной дорожке, на ее лице читалась тревога. Джекки! Располневшая, степенная матрона в ореоле поседевших волос. Приподняв окно на несколько дюймов, Джекки крикнула:

— Ноэль! Роберт! А ну, марш в дом! Вы там замерзнете до смерти в такую погоду! — Она с грохотом опустила оконную раму, но тут же вновь открыла ее, сообщив: — Кофе готов.

Стоявшую у калитки Лизу Джекки не заметила: покрытая снегом, она превратилась в часть окружающего ландшафта. Через несколько секунд Джекки появилась в той комнате, где все еще кружились в танце девочки, и они втроем вышли оттуда. Мальчики вылезли из-под машины и побежали к дому. Сейчас, скорее всего, они соберутся в кухне и усядутся за большим деревянным столом с поцарапанной столешницей, будут пить кофе, подшучивая друг над другом. Любящая, заботливая семья.

Лиза словно приросла к месту, не в силах пошевелиться. На нее вдруг обрушилось сокрушительное осознание того, что она отдала бы все на свете, все, до последнего цента, только бы иметь такого мужа, как Лоуренс, и таких вот детей. Это было все, чего она хотела от жизни, все, о чем мечтала. Лиза испытала приступ черной зависти к Джекки, у которой было все, тогда как у нее — ничего, кроме дома, полного неудачников, и жалкой пародии на семью, которая ничего не значила ни для нее, ни для остальных. У нее отняли даже Сабину, ее последний шанс обзавестись ребенком.