Продажные твари - Полина Дашкова (2000)

– С легким паром, Машенька, – весело сказал он, – знаешь, я подумал: лучше постирать все твои вещи из рюкзака. Они все-таки на грязном полу валялись. Ты не волнуйся, ничего не полиняет. У меня есть специальный режим в стиральной машине. Ты уж извини за самоуправство.

– Спасибо, – растерянно улыбнулась Маша, – только ведь пока все постирается, высохнет… Я так и буду ходить в вашем халате?

– А тебе что, надо срочно куда-то идти?

– Нет…

– Я забыл тебя спросить, ты очень есть хочешь? Если очень, я могу приготовить что-нибудь существенное. А нет, так мы с тобой пока просто перекусим, а поужинаем потом. Ну что ты стоишь? Садись.

– Не надо ничего готовить. Только если вы сами хотите? – Маша села в глубокое кресло у журнального стола.

– Понимаешь, – сказал Вадим, садясь напротив, – я живу один, себе ничего не готовлю. Иногда ем в ресторане. А дома только бутерброды, чай. Но ты у меня гость, а гостя надо хорошо покормить.

– Только не такого, как я. Я малоежка. Вадим открыл коньяк, разлил по рюмкам.

– Давай, Машенька, выпьем с тобой за все, что хорошо кончается.

Они чокнулись, каждый сделал по большому глотку.

– У нас с тобой сегодня еще есть два повода выпить: за знакомство и на брудершафт. Не возражаешь? – Вадим долил коньяка в рюмки.

– Нет, я не возражаю, – улыбнулась Маша, – но мне кажется, если я еще немного выпью, сразу усну.

– И хорошо, Машенька. Тебе надо поспать обязательно. Только поешь сначала.

Маша взяла бутерброд с сыром, откусила, но почувствовала, что есть не может. А вот коньяк шел хорошо, хотя обычно она не пила спиртного. Но сейчас от выпитого стало тепло, спокойно и спать захотелось.

– Давай теперь за знакомство, – сказал Вадим. Маша сделала еще глоток и почувствовала, что глаза закрываются.

– Я вижу, ты уже засыпаешь, – заметил Вадим, – я тоже должен сегодня лечь пораньше. Завтра у меня суточное дежурство в больнице, с восьми утра.

– Вы врач? – спросила Маша.

– Хирург, – кивнул он. – Как, проживешь здесь сутки без меня? Не бойся, никто не придет.

– Проживу.

– Давай уж сразу пить на брудершафт. Только учти, целоваться придется. Не возражаешь?

– Нет, – улыбнулась Маша, – не возражаю.

Чуть приподнявшись в креслах, они переплели руки с рюмками, выпили на брудершафт, потом Вадим осторожно коснулся губами Машиной щеки.

– Теперь только «ты», и никакого отчества. Хорошо?

Маша кивнула.

Он отвел ее в спальню, уложил в постель, а сам убрал со стола, помыл посуду, вытащил из стиральной машины ее вещи и развесил их во дворе на веревке. Потом постелил себе на диване в гостиной, но очень долго не мог заснуть.

* * *

На углу Студенческой улицы, напротив высокой чугунной ограды санатория «Солнечный берег» сидела на раскладном стульчике маленькая сухонькая старушка. Перед ней стояла большая плетеная корзина, наполненная колотым фундуком. Крупные, крепкие орехи шли нарасхват – тем более стакан фундука у бабушки стоил в полтора раза дешевле, чем на рынке.

Таких старушек в городе много – на каждой автобусной остановке, у больших магазинов, у ворот санаториев и пансионатов они раскладывали свой нехитрый товар, плоды собственных садов-огородов. Торговали семечками, зеленью, орехами, ягодами, сами варили и сушили ярко-красную и коричневую чурчхелу. Место на рынке стоило дорого, а у бабушек, живущих на одну пенсию, каждая копейка на счету.

Городские власти и мафия старушек терпели, не трогали. Правда, у самых ворот «Солнечного берега» торговать не позволяла охрана по приказу директора санатория. А напротив, на углу Студенческой улицы – пожалуйста, сиди и торгуй на здоровье.