Женская месть - Нора Робертс (2002)

– Правда? – Адриенна попыталась подавить внезапно вспыхнувшую зависть. Она знала, что Дюжа была любимицей своего отца, королевского брата. – Моя мама бывала в

Париже.

Будучи доброй девочкой и вполне довольной своим бархатным платьем, Дюжа великодушно погладила Адриенну по головке.

– Когда-нибудь ты тоже поедешь в Париж. Возможно, когда мы станем взрослыми, мы поедем туда вместе.

Адриенна почувствовала, что кто-то тянет ее за подол. Бросив взгляд вниз, она увидела своего сводного брата Фахида. Она сгребла его в охапку и начала целовать, что вызвало у него страшный восторг.

– Ты самый красивый малыш в Якире!

Адриенна повела братишку к столу, чтобы выбрать ему лакомство по вкусу.

Фиби не могла этого вынести. Она смотрела, как ее дочь обхаживает ребенка женщины, которая заняла ее место в постели и сердце ее мужа. Закон этой страны позволял мужчине иметь четырех жен, но это был не ее закон, не ее мир. Она жила в Якире уже шесть лет, а могла прожить еще шестьдесят, но все равно этот мир никогда не стал бы ее миром. Она ненавидела здешние густые, до отвращения приторные запахи, которые была вынуждена терпеть день за днем, а дни эти тянулись медленно и вяло. Фиби потерла рукой висок, где уже зарождалась головная боль. Запахи курений, ароматы цветов и духов наслаивались друг на друга.

Было очень жарко и душно. Фиби ненавидела эту никогда не спадавшую жару.

Ей хотелось выпить, но не кофе или чаю, а охлажденного вина. Хотя бы один бокал. Но в этой стране пить вино не разрешалось. «Насилие дозволено, – думала Фиби, дотрагиваясь пальцем до ссадины на щеке. – Насилие – пожалуйста, но не вино». Кнуты из верблюжьего волоса и покрывала, бесконечные призывы муэдзинов к молитве и многоженство, но ни капли бодрящего шабли и ни глотка сухого сансерра[3]

Как только она могла считать эту страну красивой и загадочной, когда приехала сюда? Она любовалась пустыней и морем, смотрела на высокие белые стены дворца, и все здесь казалось ей таинственным и экзотичным. Просто тогда она была влюблена. Да пребудет с нею бог, она и сейчас еще любила его.

А в те ранние, первые дни их брака Абду заставил ее увидеть и оценить красоту своей страны и богатство ее культуры. Фиби покинула Америку, отказалась от традиций своего народа, чтобы попытаться стать тем, чем он хотел ее видеть. А он хотел, чтобы она была женщиной, увиденной им на экране, символом секса и невинности одновременно, тем, что она, как актриса, научилась изображать. Но Фиби была слишком подвержена всем человеческим слабостям.

Абду хотел сына. Она подарила ему дочь. Он хотел, чтобы она стала дочерью аллаха, она же продолжала оставаться продуктом своей цивилизации и воспитания. Ей не хотелось сейчас думать ни о муже, ни о своей жизни, ни о своей боли. Ей хотелось хоть на время забыться.

Она сказала себе, что примет только одну пилюлю, чтобы быть в силах дотянуть до конца дня.

3

К тринадцати годам Филипп Чемберлен успел стать весьма удачливым вором. Пожалуй, даже еще раньше он мог бы получить диплом по изъятию пухлых бумажников у преуспевающих бизнесменов, отправлявшихся по утрам в свои банки, у маклеров и солиситоров[4], а также по очистке карманов незадачливых туристов, толпившихся на Трафальгар-сквер[5].

Он был профессиональным вором, хотя, взглянув на него, никто не смог бы об этом догадаться. Это был красивый, чистенький, худощавый мальчик.