Импульс - Кэтрин Коултер

Чарльз замолчал. Рафаэлла наблюдала, как осторожно он взял руку матери и поцеловал пальцы. В этот момент Рафаэлла мечтала о том, чтобы Чарльз, добрый, красивый Чарльз, оказался ее отцом. Но он не был ее отцом. Не был ее отцом и человек по имени Ричард Дорсетт, герой Вьетнама, почтенный человек — так рассказывала о нем мать. Убит во Вьетнаме, Рафаэлла, очень смелый и очень хороший человек. Сплошная ложь. Рафаэлла давным-давно должна была понять, что это ложь, — ведь она носила не его имя. Рафаэлла носила имя матери. Она вспомнила, как мать объясняла ей, в чем причина, — и поскольку ей было все равно, поскольку этот загадочный человек никогда не был для нее настоящим, Рафаэлла не придавала этим объяснениям особого значения.

Интересно, а существовал ли вообще человек по имени Ричард Дорсетт? Если да, то он наверняка был бы лучшим отцом, чем ее настоящий папаша.

Ее отец был преступником. Шесть с половиной дневников охватывают четверть века. Рафаэлла посмотрела, когда была сделана последняя запись. С ноября ее мать не написала ни строчки. Может ли Чарльз знать об этих дневниках? О Доминике Джованни? Она покачала головой. Нет, Маргарет защитила бы его от этого, именно так поступила бы и Рафаэлла.

Она уже дошла до середины четвертого дневника, и ей не терпелось вернуться к ним. Рафаэлла взглянула на бриллиант в пять каратов, сверкающий на левой руке матери, — подарок человека, который любил эту женщину больше, чем самого себя, больше, чем собственную жизнь. Ей так хотелось поговорить с ним, поделиться с ним всеми своими страхами, задать все свои вопросы. Но она не должна этого делать.

Доминик Джованни был тайным покаянием матери, демоном, которого она изгоняла снова и снова или пыталась изгнать. Рафаэлла надеялась, что дневники помогали ей в этой борьбе. Она знала, что мать никогда бы не показала ей своих записей.

Из четвертого дневника Рафаэлла узнала, что Маргарет отомстила Гейбу Тетвейлеру. Она добралась до него, и это прекрасно. Это стоило матери около десяти тысяч долларов, но старина Гейб теперь томился в застенках луизианской тюрьмы за попытку изнасилования малолетних.

Рафаэлла произнесла:

— Ты очень хороший человек, Чарльз. Я так хотела бы, чтобы ты был моим отцом.

— Я тоже так думаю, моя дорогая.

Рафаэлла взяла мать за другую руку. Рука была холодной и безжизненной.

— Я не хочу, чтобы она умерла. Чарльз молчал.

— Она не умрет, ведь правда?

— Не знаю, Рафаэлла. По-твоему, будет лучше, если она проведет следующие двадцать лет, подключенная к этому холодному оборудованию, как растение? Мертвая, но живая благодаря всем этим машинам?

Рафаэлла положила руку матери на постель и встала.

— Кто совершил наезд?

— Никто не знает. Есть описание машины — темный седан, с четырьмя дверцами, вот и все. Кто был за рулем — мужчина или женщина, — неизвестно, парень, который стал свидетелем аварии, не может сказать наверняка. Кто бы ни был этот водитель — он был пьян, так сказали полицейские, и машина виляла вдоль дороги.

— Значит, этот пьяный врезался в нее, догадался, что дела плохи, и слинял?

— Так говорят полицейские. Они объявили розыск, но… — Чарльз пожал плечами.

— Да, я знаю, что ты имеешь в виду. Пойду погуляю. Скоро вернусь.

Чарльз внимательно посмотрел на нее.

— Не запирай все чувства внутри, Рафаэлла. Тебе не надо копить в себе эту боль. Я здесь, ты же знаешь, и я люблю тебя.

Рафаэлла только кивнула в ответ. Она вышла из комнаты, очень тихо закрыв за собой дверь.

Остров Джованни

Февраль, 1990 год

Маркус чувствовал боль, и еще он был озадачен случившимся. Почему Ван Вессел и Корбо отравились? И почему именно сейчас? Если они планировали это сделать, то почему не отравились сразу же? И почему не пришел Доминик, чтобы объяснить ему, что произошло?