Белая ночь - Дмитрий Вересов

Ветки шлепали машину напоследок по черному жестяному крылу, и они выезжали на поляну, залитую солнцем. В веселом беспорядке рассыпались по ней деревянные домики: высокие, на финских фундаментах, и пониже, построенные уже недавно. Редко который из них был покрашен, зато все они утопали в садах.

Густые, щедрые и неприхотливые сады Ключевого были известны на всю округу.

Трудно сказать, почему скупая северная природа смотрела сквозь пальцы на эту тропическую поляну, позволяя здесь плодиться и размножаться яблоням, вишням, сливам и даже грушам. В конце лета и по осени многочисленные родственники ключевских стариков приезжали сюда на сбор урожая, а потом тяжелые, словно объевшиеся, «Москвичи» и «Запорожцы» бились брюхом о кочки и гнули на ухабах глушители, пока не выползали на шоссе. Мальчишки здесь не лазали в чужие сады, потому что смотреть не могли на плодовые деревья. Никто здесь не запрещал детям трогать компоты и варенья до зимы или до праздников… Такой чудо-остров. Старики говорили, что здесь бьют из-под земли какие-то особенные ключи, с хорошей водой, от которых и люди, и деревья живут долго и не стареют.

Отсюда название — Ключевое.

Ключей, в самом деле, во множестве было вокруг деревни. Один журчал в лесу у самого въезда в Ключевое, другой сочился из-под огромного, похожего на окаменевшего мамонта, камня.

А был и такой, который бил прямо из сопки, давал жизнь ручью, который скатывался вниз по желобку, накапливался у подножья, а потом мерно бежал к заливу. У заброшенного финского кладбища он замедлял свой бег, прятался в зарослях ольхи, чтобы не смотреть на суровые каменные плиты, а уж потом зато стучал вовсю по камням, брызгался и плевался, выбегая между сосен на каменистый в этом месте берег.

Вот и бабушка — в платке и мягкой байковой кофте. Она единственный человек на земле, который может из года в год приговаривать одно и то же, не раздражая при этом Кирилла. Наоборот, он ждет этих ее слов, заранее улыбаясь и умиляясь. Сейчас возьмет от него тарелку и скажет:

— Вот не доел — всю силу оставил. У вас в Ленинграде теперь так едят? Ну, ходи тогда голодным…

А где же дедушка? Забрался подальше в садовые заросли — смешивает удобрения в бочках, готовится к подкормке растений, которые, вопреки его ядерным смесям, быстро растут и щедро плодоносят. Сейчас он обрадуется внуку и слушателю, поведет его с экскурсией по саду и огороду, будет много говорить, с лирическими отступлениями. Бывший учитель литературы вспомнит и яблоки Гесперид, и «Вишневый сад», и даже Цветаеву…

За этот ад, за этот бред

Пошли мне сад на старость лет…

Кирилл Марков никогда дома не пил чай, не смотрел скучные спектакли по Островскому, терпеть не мог футбол. А в Ключевом они с бабушкой пили чай вприкуску с домашними вареньями по десять кружек и смотрели театральные постановки «про старинную жизнь». Здесь он кричал вместе с дедом, пугая бабушку:

— Кто же так бьет?! Никакой культуры паса!

Маралы!..

Два месяца в Ключевом было для Кирилла слишком мало. Ведь надо было успеть не только попить с бабушкой чаю, побродить с дедом по саду, посмотреть футбол, поиграть в подкидного «дурачка». Рай не ограничивался забором и садом. У калитки уже поджидали его, высвистывали Валерка, Шурка, Мишка, Олежка… Нигде Кирилл Марков не был таким своим, как среди ключевских пацанов. Только здесь ему хотелось быть таким же, как все, ходить в сандалетах на босу ногу, плевать сквозь щель в зубах.