Над пропастью во лжи - Светлана Успенская (2004)

– Но потом, в конце жизненного пути, когда вы будете сожалеть об упущенных возможностях, не обвиняйте никого в том, что вас не предупреждали. Не обвиняйте в том, что вам не разъяснили всю благотворность той дороги, которую вы оставили по лености или по скудоумию. Вы хотите остаться одним из тех, – я кивнула в заоконную вязкую темень, – одним из жалких слабаков, тех, что ползают в ногах у быколобых пузатых толстяков с золотыми цепями на жирных шеях и умоляют с жалобным блеяньем: «Дайте, дайте, дайте!» Просят – вместо того, чтобы самим прийти и взять… Вы хотите уйти? Идите!

– Нет, – нерешительно выдавил он. – Нет…

– Чего же вы тогда хотите?

– Обсудить все… Понять, осмыслить… Мне многое непонятно, многое вызывает отторжение. Я, конечно, не очень силен в психологии, но мне кажется, нас просто подвергают самогипнозу. Эта фиксация взгляда на одном предмете, монотонное повторение одних и тех же фраз, выполнение дурацких команд, абсурдных приказов… Я где-то читал, что подобные методики призваны понизить порог критичности… Все это так странно! Все необычное поначалу пугает, – заметила я устало.

– Вот, например, меня записали на терапию, а когда я пришел с желанием выговориться, то меня для начала заставили конспектировать биографию Дэна Гобарда, а потом стали спрашивать, не орал ли мой папа на мою маму во время ( ее беременности мной, и потребовали вспомнить то время, когда я был еще сперматозоидом.

Да, «дородовая память», – кивнула я. – Это очень важно. Очень многие травматические впечатления относятся к пренатальному периоду… И что же вы вспомнили?

– Абсолютно ничего! – Яковлев усмехнулся. – И не собираюсь вспоминать. Это чушь!

– Вот видите, опять… – грустно заметила я. – Вы, не разобравшись в теории, напрочь ее отвергаете. Не потому ли, что просто боитесь отыскать в ней истину? Боитесь углубиться в себя? Боитесь найти внутри себя слишком много грязного и страшного? Но вы же учили в институте основы философии, учили теорию отражения. Все происходящее во Вселенной оставляет после себя память в виде информационных полей. Почему вы не допускаете, что отпечаток событий может нести не только земля, но и человеческий мозг еще до рождения…

Наш научный спор продолжался до поздней ночи.

Уже загремели в коридоре ведра уборщиков, монотонно загудел пылесос. За окном яркие, с кулак величиной, звезды обсыпали выгнутое надменной дугой лиловое небо, а мы все еще спорили.

Потом я будто бы случайно взглянула на часы:

– Как, уже десять?

Яковлев застыл на полуслове.

– Да, уже десять… Мы с вами проговорили пять часов. Пять часов пролетели, как одна минута. – Он принялся прощаться.

После его ухода я записала в карточке: «Последние данные: получил предложение работать в Иране по контракту на строительстве секретного объекта. Не выпускать его, пока не пройдет полный курс терапии. Перспективен в сотрудничестве. Оплата курсов за счет Центра». И твердо подчеркнула красным фразу в заголовке. «Особое внимание».

На прощание Яковлев остановился в дверях и заметил смущенно:

– Вы здесь единственный человек, с которым можно нормально поговорить. Вы – живая.

– Мы все здесь живые, – ответила я многозначительно.

Но в данный момент я лгала. От ужасной всепоглощающей усталости я лично была мертвее покойника.

Глава 11

Впервые я заметила его в столовой Центра, Обычно я на обед не хожу, перекусываю на скорую руку в кабинете, но в тот день мне отчего-то захотелось побыть со всеми. Иногда хочется ощутить себя не вершителем человеческих судеб, зябнущим в уютной тиши кабинета, а маленькой песчинкой на пляже, одной из миллиарда таких же кварцевых крошек. Дует ветер, несет песчинку, и летит она… Куда? Зачем?