Вилла в Италии - Элизабет Эдмондсон (2010)

— Надеюсь, я не разглашаю чужих тайн, но Делия сказала мне, что вы живописец.

Воэн готова была ее задушить. Теперь Люциус подумает, что она насплетничала про него подруге. Выболтала всю историю, которую он теперь и сам не рад, что рассказал и которой — Делия была уверена — совершенно не хотел бы делиться с остальными.

На миг на лице американца промелькнуло выражение… нет, не ярости, а паники, замешательства. И тут же его отпустило.

— Девушки пошептались?

— Я только сказала Джессике, что вы рисуете! И все!

— Я больше не рисую. Баловался, когда был мальчишкой.

В его словах слышалась завершенность, но Делия, под действием вина утратив осмотрительность, не собиралась оставлять этот разговор.

— Я певица, — заявила она.

— Мы знаем, — кивнула Марджори.

— И очень хорошая, — добавил Джордж. — Та пьеса Шуберта, что вы исполняли на днях… У вас талант трогать сердца мужчин.

— А каково это, по-вашему, «трогать сердца». Что при этом испытываешь? — спросила Воэн с негодующими нотками в голосе.

— Наверное, ощущаешь свое могущество, — предположил Уайлд. Он откинулся на спинку стула и наблюдал за певицей.

Задумчиво взболтав вино в бокале, она полюбовалась его богатым цветом на фоне пламени свечи.

— Я думаю, это крайне любопытно. Нас тут пятеро, и ни один не занимается тем, чем хотел бы или чем ему следовало бы заниматься.

Джордж недовольно помотал головой:

— В моем случае вы ошибаетесь. Я ученый, этому обучался и всегда хотел этим заниматься.

— Нет, это не совсем так, — возразила Марджори. — Возможно, так было в прошлом, но сейчас все изменилось, не правда ли? Из-за того, чем занимались во время войны — не знаю точно, что это, но полагаю, ваш интерес имеет прямое отношение к атомной бомбе или чему-то столь же ужасному, — вы разочаровались в науке. Она была вашим божеством, и вот теперь вы обнаружили, что оно не такое уж доброе.

— Прошу прошения! — оскорбленно вскинулся Хельзингер. — Наука — божество? Это весьма абсурдное и ненаучное допущение. И уверяю вас, в корне ошибочное!

— Вовсе нет. Вы, ученые, возводите науку в ранг религии. Да, вместо церквей у вас лаборатории, а вместо алтарей — лабораторные столы, но вы обособленное племя, точь-в-точь как священнослужители, и думаете, что знаете ответы на все вопросы. Тоже точь-в-точь как слуги Божьи.

Похоже, это суждение лишило физика дара речи, и Делия перехватила нить разговора:

— Джордж может это отрицать, но я думаю, Марджори ухватила суть проблемы.

— А почему я занимаюсь не тем, чем хочу? — спросила Джессика. Ее не заботило, куда катится разговор. — Да, у меня непростая семейная жизнь, но то же самое можно сказать о многих.

— Ничем не занимаешься. В этом твоя беда. Хорошие мозги и есть энергия, а единственное, чего ты достигла, — это, помаявшись дурью, вышла за богатого человека, который тебе совершенно не подходит.

Мелдон вдруг рассвирепела:

— Ты считаешь, я должна была преподавать математику в какой-нибудь школе — так, что ли?!

— Учитывая, как ты транжирила время в Кембридже, не думаю, чтобы какой-нибудь школе потребовались твои услуги, диплом у тебя вшивый. Один твой сокурсник сказал мне однажды, что ты могла бы добиться куда большего, если бы поменьше развлекалась и хоть немного работала.