Гадание на розах - Абигайль Кейси (2009)

Третья неделя сентября выдалась в Луизиане непривычно ненастной.

Ливень за ливнем.

А в понедельник четвертой недели наконец-то выглянуло солнце.

Тучи рассосались еще ночью, и как только забрезжил рассвет, стало ясно, что день обещает выдаться прекрасным.

Аспирантка местного университета Глория Дюбуа, наверное, была единственной из всего кампуса, кто бодрствовал в столь ранний час.

Исключая, конечно, лаборантов, обремененных непрерывными круглосуточными опытами.

Да влюбленных студентов, одуревших от поцелуев.

Глорию Дюбуа в неурочное время разбудил мобильник, принявший вызов из Франции.

Сумасшедшая мамочка — разумеется, тоже Глория и тоже Дюбуа — со свойственным ей эгоизмом меньше всего заботилась о разнице часовых поясов, вероятно предполагая, что на общение они не распространяются, и если в Париже вечер, то как может быть утро в Батон-Руже, раз он тоже имеет французское название?

— Короче, Гло, целую!

— Взаимно.

— Поздравляю!

— С чем?

— Да все шикарно, дорогуша!

— Что шикарно? — сонно пробормотала Глория, пытаясь одновременно выпутаться из самого сладкого предрассветного сна и включиться в мамочкин напористый энтузиазм.

— Они тебя взяли!

— Кто взял? Куда?

— Да ты что, оглохла, что ли?

— Мам… Я просто… Еще сплю…

— Ой, прости, бэби!

Парижская маман, наконец-то спохватившись, мгновенно перевела энергию в правильное русло. Она немного помолчала, дав дочурке окончательно проснуться. Не больше пары секунд.

— Ну ладно, потом выспишься, это неважно! — Голос энергичной мамочки вновь обрел торжественные обертоны: — Я долго ругалась, стучала кулаком, доказывала и добилась!

— Чего, мам? Я не понимаю!

— Бэби! Твоя роза прошла на выставку!

Полусонное и квелое состояние разбуженной девушки мгновенно преобразилось в эйфорическое и чуть недоуменное.

— Прошла?

— Ну конечно, бэби!

— Ты меня не разыгрываешь?

— Ага, мне больше заняться нечем…

Угадав легкую обиду в фальшивом сопрано у пробивной француженки маман, молодая американка смягчила обмен репликами.

— Мам, я дико счастлива.

— Я тоже.

— Как бы мне хотелось сейчас забраться на Эйфелеву башню…

— Это зачем еще на башню?

— Чтобы прокричать на всю Европу — нет, на весь мир, — что я тебя обожаю!

— Нет, бэби, тебе явно пора замуж.

— Мам, расскажи лучше, как все было.

— Да, комиссия согласилась… после долгих споров. Ну… ты знаешь, почему.

— В Европе не любят американцев.

— Проще, бэби, проще. Ты же применяешь самые новые методики?

— Разумеется.

— А французы, эти чертовы консерваторы, все хотят по старинке, особенно этот противный председатель, лысый Вайяр!

— Лысый?

— Абсолютно, бэби, абсолютно.

— Ужас какой… Мам, я вдруг подумала… А вдруг мне достанется такой же отполированный жизнью муж?

— Ради твоего счастья, бэби, я согласна на любого.

— А я — нет.

— Ну ведь одни розы, даже самые лучшие, не могут заменить любви.

— Мам, давай лучше про гадких экспертов.

— В общем, я им доказала, что если они хотят выводить по-своему, пусть дожидаются результатов через сто лет!

— Или через двести.

— Короче, ровно через неделю надо сообщить название сорта — ты, надеюсь, уже успела его придумать, как мы договаривались?

— Нет.

— Это почему?

— Ничего путевого не идет в голову.

— Учись у своих прабабушек.

— Ну да, с детства помню: «Нью-орлеанская девственница», «Крошка Амур», «Ночной поцелуй»…

Глория, поколебавшись, добавила к шикарному и знаменитому перечню и скандальный «Анфан-террибль».

Маман отреагировала довольным смешком:

— А что, бэби, неплохо звучит!

— Хорошо, а вот погодка нынче не очень… Пожалуй, я назову свою многострадальную розу «Хмурое утро»!

— Не смей.