Путешествие в сны - Антон Леонтьев (2012)

Подойдя к своей комнате, она с беспокойством заметила, что сквозь приоткрытую дверь пробивается рассеянный луч света. Неужели она забыла выключить ночник, когда уходила? Хотя нет, она не включала его, Ирина точно помнила это. Но как же тогда…

Она распахнула дверь и увидела Вадима, сидевшего на кровати к ней спиной. Ирина окаменела, а «муж» обернулся на шум и, заметив Ирину, сказал:

– Господи, вот ты где, Ириша! А то я уже беспокоился. Где ты была?

Ирина пыталась сообразить, как долго «муж» уже находится в ее комнате. Одно дело – если зашел три минуты назад, всегда можно сказать, что спускалась в кухню, чтобы попить или поесть. И другое – если он сидит здесь уже час или полтора!

Однако она поняла: сидеть и ждать ее так долго он бы точно не стал, а разбудил бы Калерию. Значит, он пришел не так давно. Но все равно Вадим, казалось, что-то подозревал.

Ирина была рада, что оделась в халат. Только на ногах у нее были не тапочки, а сапожки. Поэтому она быстро присела на кровать, пряча ноги под длинным пологом, спускавшимся к самому ковру.

Она запустила пятерню в мягкие светлые волосы Вадима и взъерошила их. Нет, она не была в игривом настроении, но требовалось отвлечь «супруга».

– Дурачок, тебе что, приснился страшный сон? – спросила она его, и Вадим вдруг поцеловал ее руку и произнес:

– Нет, просто зашел, чтобы проведать тебя. Глупо, конечно, посреди ночи вламываться, но мне стало так тоскливо!

Он приобнял ее, и Ирина поняла – ему хотелось ласки и страстного акта любви, как в первый день после возвращения из клиники.

– Я только спустилась в кухню… Мне хотелось мороженого… Я долго не могла найти его… – сказала Ирина, и Вадим, сияя, признался:

– Ну да, Калерия… Я хотел сказать, Калерия Афанасьевна хранит его в морозильнике в самом низу. Я тебе сейчас принесу. Какое хочешь? Ах, твое любимое, фисташковое!

И действительно, Ирина любила именно его, хотя не могла сказать, почему и как эта привычка сформировалась. Как, впрочем, и то, когда она в последний раз ела фисташковое мороженое.

Вадим исчез, Ирина же быстро сбросила сапожки, поставила их в шкаф и нырнула под одеяло. После ночной вылазки она чувствовала себя разбитой, и меньше всего ей хотелось заниматься на рассвете любовью с человеком, который играл роль ее благоверного. Хотя в постели Вадим был так горяч и темпераментен…

Запретив себе думать об этом, Ирина сосредоточила все мысли на том, что он – один из «них». То есть из врагов. Ее врагов.

Посему она притворилась спящей, когда Вадим минут пять спустя вошел в спальню, держа в руках серебряный поднос с двумя фарфоровыми пиалами, заполненными мороженым.

Убедившись, что Ирина спит, он осторожно поставил поднос на стол, чмокнул «жену» в щеку, потоптался около кровати, поправил одеяло, а затем, прихватив поднос, погасил свет и вышел.

Ирина почти сразу же, несмотря на пережитое и связанный с этим стресс, а, может быть, именно поэтому, провалилась в глубокий сон. В себя она пришла оттого, что кто-то теребил ее за плечо.

Открыв глаза, она заметила Людочку – девочка, смеясь, сидела у нее на кровати. А потом полезла под одеяло. Ирина подхватила Людочку, которая залилась счастливым, беззаботным смехом. Женщина же не могла не думать о том, что родителей этого очаровательного ребенка, сущего ангелочка, в живых, вероятнее всего, уже не было.

– А ты теперь будешь моей мамочкой? – спросила Людочка, обнимая Ирину за шею, и та, поцеловав ее в нос, ответила:

– Конечно! Обещаю тебе, что буду!

– И ты никогда меня не бросишь? – спросила вдруг серьезно девочка, и Ирина столь же серьезно пообещала:

– Клянусь тебе, что никогда!

– Никогда-никогда? – спросила Людочка, закусив губу. И Ирина подтвердила:

– Никогда-никогда!