Ча-ча-ча - Джейн Хеллер (1996)

— Пришла новая реальность, Элисон, и она называется «экономическим спадом», — разъяснил Сэнди весьма покровительственным тоном. — А Макгавин очень хорошо соответствует этой действительности. Я как раз говорил Сюзи по дороге сюда: жизнь — это рост личности, и ужин у Макгавина как раз часть этого роста. Рост личности заключается в освобождении от границ, избавлении от привычек, например, когда ты ешь в ресторане, в котором до этого никогда не ел…

Между прочим, Кулли так сжимал свой чизбургер, словно хотел залепить им в философствующий рот Сэнди. Но он сдержался.

— Но, Сэнди, — сказала я. — Подожди ты со спадом. Ты же всегда не любил рестораны, где играют рок-н-ролл.

У Макгавина стоял музыкальный автомат, который без остановки играл музыку пятидесятых, шестидесятых и семидесятых годов. Я едва могла себе представить, что Сэнди сможет это игнорировать. Он ненавидел рок-н-ролл, особенно соул. После женитьбы он не давал мне слушать подобную музыку даже в машине.

— Здесь неплохо кормят, — ответил Сэнди, продолжая оправдывать свое появление у Макгавина. — Я всеми силами стараюсь не обращать внимания на этот музыкальный фон. В жизни так много раздражителей.

— И не говори! — Два таких раздражителя как раз стояли передо мной.

То, что Сэнди захотел поесть у Макгавина, было не более чем данью экономическому спаду. Еще одним признаком того, что стиль его жизни претерпел изменения, была обувь. Он всегда обувался от Гуччи, Бали или Коул-Хана, а теперь на нем были надеты дешевые, ценой не более нескольких центов, кеды. Я была в шоке. Прежний Сэнди ненавидел подобную обувь. Во-первых, он презирал магазины мужской обуви, а во-вторых, ненавидел мелочь. Серьезно. Сэнди настолько ненавидел мелочь, что, когда она начинала скапливаться в его карманах, он ее попросту выкидывал. Я пыталась образумить его. «Сто центов — это же доллар», говорила я. Довольно странно, но к четвертакам и полтинникам он питал большее уважение.

— А что это у вас, Курли? — спросил Сэнди, жадно поглядывая в тарелку Кулли.

— Я Кулли, — холодно поправил его Кулли.

— Кулли, простите меня. Что у вас сегодня на ужин? Это паштет в сухарях или фокаччо[53]?

Выглядит потрясающе аппетитно.

— Это называется чизбургер. Сегодня у нас «Особый экономический чизбургер».

Я так расхохоталась, что все вокруг обернулись посмотреть, что там такого смешного. А смешно было то, что мой бывший муж настолько оказался оторванным от реальной жизни, что даже не знал, как выглядит паршивый чизбургер. Вот она, новая реальность, задница ты этакая.

— Сэнди, — наконец произнесла я, когда перестала смеяться и перевела дыхание. — Мы бы не хотели мешать вам ужинать. Ведь вы с Дианой едите нынче за троих. Так что начинайте.

Сэнди уставился на меня. Потом, видимо вспомнив, что все в ресторане смотрят на него, изучая каждое его движение, растянул губы в блаженной улыбке и сказал:

— Объявляю перемирие. — После этого он изобразил пальцами знак «V» — знак, который в шестидесятые годы означал «победу», и они с Сюзи удалились к своему столику.

— И ты была за ним замужем? — усмехнулся Кулли.

— Эй, давай-ка лучше сначала посмотрим на твою бывшую супругу, а потом уже будем поливать грязью моего, а? — ухмыльнулась я в ответ.

— Ну, ладно. Однако думаю, Престон вряд ли появится у Макгавина. Я слышал, она живет сейчас в Калифорнии. Если быть более точным — в Лайолле.

— Расскажи мне о ней, если это для тебя не слишком больно.

— Это совсем не больно. Я не виделся с ней вот уже девять лет. Правду говорят, что время лечит.

— Ты встретил ее в яхт-клубе Сэчем Пойнт, в котором работал твой отец?

— Ага. Паркеры были членами этого клуба. Думаю, они и сейчас еще в нем. Престон брала уроки управления яхтой у моего отца, а после того, как я однажды помог ему, стала заниматься со мной. Так мало-помалу мы увлеклись друг другом.

— Она была красива?

— Очень.