— Видите ли, — говорит он, — я же не торчу на месте как пришитый. Возможно, дамочки эти и бывали в кафе, но я ни одной не видал. Вот бедняги, погибнуть ни за что ни про что такой страшной смертью!.. Извините, у меня дела.

Получай, Дениза, дырку от бублика и ешь с маком. Транис убирает со стола тарелку и приборы, но через минуту вновь возвращается. Он не говорит ни слова, но я понимаю его намек и жестом указываю на фотографии. Транис перебирает одну за другой. На фотографии Илеаны взгляд его задерживается дольше прочих, затем переходит на меня. Лицо молодого человека утрачивает обычное свое бесшабашное выражение.

— Прекрасно помню эту девушку. Она была настолько хороша собой, что я никак не мог налюбоваться. Даже к столику ее подкатился, хотя обслуживал тогда сам хозяин. Вдруг, думаю, удастся хоть словом перемолвиться с этакой красоткой. Но она меня разочаровала. Едва я успел рот открыть, она смерила меня взглядом, выразительно этак, с головы до пят, заказ, говорит, принят, а голос капризный такой, будто кошка мяукает. Неужто тоже погибла?

«Прости меня, Илеана», — мысленно говорю я и утвердительно киваю.

— Подумать только, жалость какая! — Транис поворачивает прочь.

— Минуту! — говорю я ему вслед. — Когда была здесь эта девушка?

Он пожимает плечами.

— Трудно сказать. Все дни одинаковые… Пожалуй, недели две-три назад…

— Она была одна?

— Нет. Вроде бы с подругой. Но вы же понимаете, я смотрел только на нее! Кто-то был с ней, это точно: после того как она меня отшила, я слышал ее мурлыканье.

Транис снова намеревается отойти, поскольку хозяин с другого конца зала делает ему зазывные знаки, но я хватаю парня за рукав.

— Транис, если девушка произвела на вас неотразимое впечатление, наверняка вам запомнились еще какие-то подробности. И кстати, не было ли в их компании мужчины?

— Конечно, нет. Тогда я не стал бы подкатываться. Зато, если хотите, могу описать, как она была одета. На ней был тонкий черный свитерок в обтяжку, и там, признаться, было что обтягивать. Остального не удалось разглядеть, пока она сидела, но когда пошла к выходу, тут уж я смотрел во все глаза. Нижний этаж здорово портил фасад: талии почитай что нет, зад тяжеловат, бедра широкие, мощные… Но лицо!.. Такую красоту редко встретишь. По-моему, в ней была какая-то примесь восточной крови… Постойте! Помню еще ее серьги: ромбы крупные такие, блестящие — в ушах болтались, и кольца золотые на руках — штук пять, не меньше. Руки ухоженные, лак на ногтях — все честь по чести. Но я больше в лицо ей смотрел, глаз не мог оторвать.

— Взгляните еще раз на фотографии, вдруг да узнаете девушку, которая с ней была.

Транис выполняет мою просьбу, но опознать спутницу Илеаны не может. Затем он убегает по своим делам, а я кладу деньги на столик и выходу к машине. Прежде чем включить зажигание, закуриваю, и эта небольшая разрядка приходится как нельзя кстати: я не слишком раздражаюсь, когда мотор отказывается работать и вырисовывается перспектива заночевать прямо здесь.

Наконец я выруливаю на шоссе, и проклятый мотор снова глохнет. Я выбираюсь из машины, поднимаю крышку капота, но моих знаний автомеханика хватает лишь на то, чтобы отличить мотор от аккумулятора. И тут на выручку приходит мужчина. Уве, племянник владельца кафе.

— Бензин в баке есть? — спрашивает он.

— Это единственное, что я и сама могу определить. Заправлялась совсем недавно.

— Разрешите? — Уве ныряет в разверстое нутро машины, ковыряется там, затем поднимает голову. — Садитесь за руль и попытайтесь сдвинуться с места. Хорошо бы чуть отъехать, а то вы застряли на автобусной остановке.

— Вы ждете автобус?

— Да. Должен подойти через пять минут. Если до тех пор не обнаружим поломку, придется толкать машину, чтобы освободить место.

Я включаю зажигание. Мотор судорожно всхрапывает и снова умолкает. Уве просит какую-нибудь тряпку и минуту спустя предлагает попробовать снова.