Банкирша - Александра Матвеева

— Я закончила, можно ехать. — Я стояла на пороге и не хотела проходить в крошечную, душную комнату.

Марина подняла золотоволосую голову:

— Мне надо еще полчасика. Подожди в саду.

Я кивнула и вышла в сад. До него у нас еще не дошли руки. Он довольно большой, заросший и неопрятный. Листва уже побурела от пыли. Скамейка, старая, давно не крашенная, но крепкая, стоит под тополем в самой гуще кустов.

Я пробираюсь к ней и сажусь, сбросив босоножки.

Земля на вытоптанном кусочке травы перед скамейкой теплая, и босые ступни наслаждаются прикосновением к ней.

Одиночество. Это именно то, в чем я нуждаюсь. Я позволила своему лицу расслабиться, скинув ставшую привычной маску спокойствия. Какое облегчение… Уголки рта опускаются, голова повисает, плечи ссутуливаются.

Голоса. Меня ищут. Я надеваю босоножки, провожу платком по лицу, руками взбиваю прическу.

Марина тревожно заглядывает мне в лицо и, успокоенная, улыбается. Со мной все в порядке. Спокойное приветливое лицо, прямая спина, гордо откинутая голова, уверенные движения.

Из машины я позвонила Милке на работу.

— Эмилия Владиславовна приболела, — пробасила трубка, и я набрала домашний номер.

— Алло? — хрипло вопросили после пятого гудка.

— Мил, ты чего, простыла?

— Ага, ангина.

— Навестить-то тебя можно?

— Навести. Я не заразная.

— Ладно. Сейчас приеду.

— Выпить захвати. И поесть. А то Танька мне одно молоко и бананы покупает. Вычитала где-то, что при ангине полезна банановая диета. На мне проверяет, дура. А у меня за три дня уже хвост прорезался.

Юра и Марина стараются не смеяться громко, уважая мои чувства к Милке.

Обобрав универсам и овощной рынок поблизости, добираемся до родной девятиэтажки.

Юра провожает меня до Милкиной квартиры. Хотя какой от него толк, если обе руки заняты пакетами. С другой стороны, пакеты кому-то носить надо.

Милка в длинном и, конечно же, красном халате открывает дверь. Юра опускает пакеты на пол в прихожей.

— Отвезешь Марину и займи себя чем-нибудь пару часов. Поешь, что ли, где-нибудь…

Мой телохранитель кивает, выходит и остается у двери. Милка, покачивая головой и похмыкивая, запирает все замки и засовы. Юра с той стороны толкает дверь плечом. Дверь сотрясается, но выдерживает.

Милка показывает мне большой палец. Мы тащим пакеты на кухню.

— Ты прости Юру, — говорю я. — Он действует по инструкции. У кормильца — паранойя.

— Да нет, — серьезно возражает Милка, — твой Скоробогатов прав. Береженого Бог бережет.

— А ничего, что ты ходишь? Температура-то у тебя какая?

— А… — беспечно машет рукой моя подруга. — Сейчас подносик создадим да пойдем в комнату. Я лягу, и ты рядом. Жрать хочется, моченьки нет. Танька-стерва голодом морит. Я хотела Лидуню позвать, да она на даче. Правда, Лешка набивался.

Она хохочет. Я тоже смеюсь.

Без малого тридцать лет назад Лешка был Милкиным мужем. Чуть больше полугода длился их брак.

Жизнь у них не задалась с первого дня. Лешка — удалой лейтенант из «уголовки» — был горяч, ревнив и не слишком образован. Интеллигентная, свободолюбивая умница Милка не долго терпела его эскапады и отправила «Отелло» восвояси.

На этом их история кончилась. А через пять лет началась другая.

Лидуня окончила медицинское училище и работала в поликлинике медсестрой. И вот однажды к ней в процедурный кабинет пришел парень. Они долго приглядывались друг к другу, но все-таки вспомнили о своем знакомстве.

Выяснилось, что Лешка ушел из милиции и, вспомнив, чему учился в техникуме, устроился прорабом на стройку.

За все пять лет после развода Милка с Лешкой ни разу не виделись и вообще не интересовались жизнью друг друга. И все равно, когда Лешка начал ухаживать за Лидуней, та страшно переживала, не знала, как сказать Милке, и для решительного разговора с ней брала с собой Таньку.