Хищная книга - Мариус Брилл (2006)

А ждешь только того, чтобы попасть в хорошие руки. В такие, что в них будешь чувствовать себя как дома. Это так скучно — стоять на полке и ждать, когда же тебя выберут, стараться интересно выглядеть в своем вечном одиночестве, без рук читателя, рук любовника, который возьмет тебя с собой.

Но вот это разве не трогательно? То, чем мы с вами сейчас занимаемся. Вы держите меня в руках, уже привыкнув к моей форме, к моему весу, моему формату и моим интонациям. Я это чувствую. Я греюсь в ваших ладонях и открываюсь вам, с тем неприступным и в то же время зазывным видом, какой умеют напускать на себя только книги.

И иногда, как я замечаю, мои слова запечатлеваются на ваших губах, словно мой нежный поцелуй. Воздушный поцелуй бродячего актера. И как бродячий актер я говорю: «Позвольте взять вас за руку», — рука в руке, рой надежд, — «и провести по улицам Лондона», а точнее, по улицам Шепердз-Буша, ведь именно там я провело ночь, на холодном подоконнике Миранды.

По ту сторону заиндевевшего стекла утро уже захватило власть над Шепердз-Бушем, моим нежданным пристанищем на два года. Другие, более популярные романы, всякие Куксоны и Гришемы, возвращаясь, радужно описывали, что это за место — Шепердз-Буш, а теперь я наконец-то могу воочию с ним познакомиться. Шепердз-Буш, «Пастушьи кустарники». Мне представлялась эдакая пасторальная идиллия. Овцы, пасущиеся на сочных зеленых лужайках, и козы, обгрызающие кустарниковую поросль. Шепердз-Буш. Когда-то, должно быть, мальчишки присматривали за блеющими тучными стадами, лениво устроившись в прохладной тени развесистых кустов, ветки которых прогибались под тяжестью спелых сладких ягод.

Теперь из всей картины остались только кучки лениво сидящих подростков.

Не то чтобы пригород, но и далеко не центр города, окраинная часть западного Лондона. На востоке район ограничен дорожным треугольником — три четырехполосные магистрали, три автомобильные артерии Лондона, устремляют свои транспортные потоки наперекор друг другу. Внутри этого загазованного треугольника располагается «зеленая зона», клочок пожухлой желтой травы — все, что осталось от живой природы и давно забытой патриархальной деревни с ее полем для крикета и омутом для ведьм.

В наши дни на гипотенузе, напротив «зелени», цепочка фаст-фудов извергает на улицу пар и чад, этот фимиам империи жира. На другой стороне улицы стоит обветренный, унылый торговый центр постройки 1970-х годов из позеленевшего, замшелого бетона; рядом с ним — три банка, которые грабят чаще, чем любой другой банк Лондона. Около каждого банка есть потертый уличный банкомат, но все они не работают и только порождают парадокс бесконечных итераций, так как на каждом стрелка указывает на соседний как «ближайший исправный банкомат». У тротуара всегда стоит в очереди на парковку несколько ржавых «фордов-сьерра» с аккуратно замазанными грязью номерами; в них плотными рядами сидят мужчины с натянутыми на турнепсообразные головы черными колготками и с дробовиками в руках. Таким образом, на этой стороне улицы тоже с нетерпением ждут возгласа «свободная касса!».

К западу от «зеленой зоны» Шепердз-Буш занимает территорию между расходящимися Голдхоук-роуд и Аксбридж-роуд. В районе полно теснящих друг друга «полуособняков» и хипповатых, обвешанных постерами «Нирваны» трущоб, источающих специфический кадильный аромат в блаженном неведении, что шестидесятые давно канули.

Эта зона загрязнения, эта гнилостная проплешина с ее дефицитом достоинства, с копотью и агонизирующим воплем транспорта, этот водоворот в тине, этот полу-Эдем, это фальшивое прикрытие, изобретенное Ненавистью, чтобы защитить свои подлинные богатства от рук заразных нищих, этот снобизм, эта порода толстозадых людей, приученных все в жизни получать через маленькое низенькое окошечко в стене; островком среди более современных и не таких паршивых районов раскинулась эта «благословенная» страна, эта земля греха — Шепердз-Буш.