Хищная книга - Мариус Брилл (2006)

Фердинанд размышлял очень основательно, а ведь причина, по которой после секса хочется спать, состоит в том, что разум оказывается предоставлен самому себе и инстинктивно понимает — нет более опасного времени для размышлений, чем в холодном свете «после». Послеоргазменные мысли патологически рациональны, чреваты бесстрастностью и самоанализом. Фердинанд задумался, что редко с ним бывало, о том, к чему стремится в данный момент и в жизни вообще. Вопросы множились, тяжелели, но также ускорялись, лихорадочно сменяя друг друга, и в конце концов понеслись, прыгая на пенистых волнах и ударяя в утесы его сознания. Что ему нужно сделать? Кто в состоянии утверждать, что это любовь, влюбленность, да что бы то ни было? Все на колеблющихся весах, нет уверенности, законченности, ясности. Вся эта операция была дурацкой ошибкой, не существует абсолютной черты, по одну сторону которой любовь, а по другую ее нет. Любовь нельзя оценить качественно или количественно, нельзя включить или выключить. Разве может он вернуться и со всей определенностью заявить, что она влюбилась, ведь это такое неопределенное чувство. Последствия этого соблазнения и разрыва могут сказываться на ней всю жизнь, а может быть, она все выкинет из головы на следующее утро. Он встал с кровати в свете сверкнувшей молнии. Через несколько секунд в комнату донесся раскат грома, и Фердинанд заметил, что ее нежная грудь слегка вздрогнула.

Он прошелся по комнате в одну сторону, потом в другую. Вопросы, вопросы и ни одного ответа; совсем не так должен думать, действовать и чувствовать себя секретный агент. Комнату озарила вспышка молнии, и в этой пронзительной ясности он замер. В эту долю секунды он осознал, что возможно только одно завершение операции, только один официальный, определенный, конкретный ее результат. Сопровождаемый еще одним раскатом грома, он бесшумно подобрался к чемодану Миранды и извлек свой пистолет. Тяжелая металлическая рукоятка легла в руку по-дружески уверенно. Хоть что-то надежное, на что можно положиться. Разыскав глушитель, он навинтил его на холодное дуло и подкрался к Миранде. Рот ее был открыт, и она начала похрапывать. Проворно взобравшись на кровать, он встал над ней на коленях. Со всем хладнокровием опытного киллера он тихо снял пистолет с предохранителя и недрогнувшей рукой вложил дуло в рот Миранды. Посмотрел на нее: такая милая, одинокая, сейчас более открытая и уязвимая, чем могла бы когда-либо быть в своей жизни. Он смотрел и, как его учили, представлял ее себе уже мертвой. Где-то за шумом дождя слышался далекий звон одинокого церковного колокола. Медленно, но уверенно он надавил на курок, и что-то щелкнуло.

Вертикаль страсти

Теория заговора

притворяется, что ее деспотизм — это естественный порядок вещей, ведь что естественно, то правильно. Природа всегда права, даже когда создает что-либо столь же смехотворное, как яйцекладущий утконос, и что-либо столь же несъедобное, как брюква Природа всегда победит воспитание, биология возьмет верх над психологией. Именно поэтому Гитлер провозглашал естественное превосходство арийской расы, Чингисхан — монгольской; и именно поэтому, боюсь, наша цивилизация сегодня провозглашает естественное превосходство любящих сердец «Весь мир любит влюбленных»? Нет, весь мир любит лохов, по крайней мере, все мировые правители. А есть ли больший лох, чем влюбленный? Кем легче управлять, чем глупцами, и кто в любви не выставлял себя глупцом?

Но что же тогда радости любви, любовный экстаз, счастье, те самые причины, по которым так называемую тиранию иногда могут только приветствовать? Разве не стоит терпеть тиранию, чтобы испытать на себе ее прелести? Разве любовь не делает нас выше, чище, глубже, лучше? Восторги, воодушевление, блаженство любви должны оправдывать все эти муки.