Хищная книга - Мариус Брилл (2006)

— Простите, — раздался звучный голос откуда-то из высей над шелковым галстуком. У Миранды сразу сработала внутренняя сигнализация против подземных психов. Это же совершенно недопустимое поведение, люди в метро не разговаривают — элементарная вежливость, которая спасает их друг от друга. Тем более, если и существовал момент, когда ей абсолютно не хотелось ни с кем разговаривать, так именно сейчас.

— Я заметил, — продолжал назойливый голос, — что вы попали в щекотливую ситуацию. Не думаете ли вы, что я смог бы как-то вам помочь?

Миранда вывернула шею и запрокинула голову назад, потому что только так могла искоса посмотреть вверх. И вдруг почувствовала холодок в сердце, как если бы к нему просочилась влага с мокрой визитки в нагрудном кармане. Миранда улыбнулась. Она стояла, демонстрируя голый зад пяти десяткам незнакомых пассажиров Лондонского метрополитена, и вымученно улыбалась в ответ, потому что улыбался ей не кто иной, как Фердинанд Ксавьер, коммерция, «Чейст Манхэттэн банк».

Миранда широко растягивала губы и скрипела зубами от леденящего душу отчаяния. Что сейчас будет! Мне придется поднимать юбку и при этом показать ему мою задницу, следовательно, у меня столько же шансов сохранить лицо, выбраться из этого вагона, назначить с ним свидание, и — да-да! почему бы нет? — выйти за него замуж и жить долго и счастливо, сколько у Ясира Арафата шансов стать «Мисс Вселенной».

Миранда и представить себе не могла бы, что в этот самый момент где-то в катакомбах истерзанной войною Палестины мистер Арафат примеряет самое убойное свое бикини.

Вертикаль страсти

Теория заговора

Это, по сути, главная проблема в «Пире» Платона — в конечном счете оказывается невозможным соединение двух противоположных начал, животного и божественного.

Любовь у Платона находится «посередине» между этими двумя началами. Казалось бы, вполне логично; но быть посередине между сексуальным и божественным — означает не быть нигде; не быть ни тем, ни другим. Такие взаимоотношения в лучшем случае могут существовать лишь как чисто платонические. Проблема здесь такова, что мы не хотим быть между тем и другим, мы хотим получить и то, и другое. Попытка соединить два противоположных начала порождает неизбывный, мучительный для нас конфликт. Может быть, именно поэтому Платон говорит о божественной любви так:

Нежны ее ступни, ведь шествует она

Не по земле — по головам людей.

Аспект тирании любви мы рассмотрим позднее, но уже сейчас ясно — Платон признает, что любовь вступает нам в голову, она плющит нам мозги; позже, в более развитых теориях любви, она считается причиной безумия.

Тем не менее, «Пир» является важной вехой в истории любви, потому что, как будет показано, дуализм Платона послужил основой для окончательного определения и изобретения «любви», которую мы знаем, — слияния Эроса, Филоса и Мании, осуществленного спустя полторы тысячи лет.

Переходя к эпохе Римской империи, мы явственно видим, как в поэзии установилась мода возвышать физическое вожделение до духовного идеала.

Когда земля обманет земледельца,

Похитят солнце кони тьмы,

Вспять реки потекут к истокам,

Засохнет рыба в море, ставшем сушей…

Я и тогда другую не возжажду.

Твоим пребуду в жизни я и в смерти.

Проперций (50–15 гг. до н. э.)

Эта агитка выступает, как и многие элементы древнеримской культуры, низшим прообразом тех высот, на которые «любовь» якобы поднимает нас сегодня.

Но ведь даже без «Перцовой пробы» совершенно очевидно, что Проперций просто по определению пишет не «про любовь», а «про перец». Когда он говорит, что не хочет жить без любви, без своей возлюбленной, разве эти слова не продиктованы его эгоистичными генами? Сам носитель генов, Проперций, бесполезен и заслуживает смерти, если его гены не соединятся с генами намеченной ими жертвы.