Король замка - Виктория Холт (1994)

«Мне не с кем поговорить. Вернувшись из Карефура, я долго сидела в цветнике и все думала, думала… Женевьева, доченька! В памяти оживали события прошлого. Я словно смотрела спектакль, в котором каждая сцена приближает кульминацию. Мне вспоминались приступы ярости, так свойственные Женевьеве, ее неумеренный смех. Этому смеху вторил другой смех — из прошлого. Моя мать и моя дочь. Они даже внешне схожи. Чем больше я старалась представить мамино лицо, тем больше оно походило на лицо Женевьевы. Теперь я должна наблюдать за Женевьевой, как отец наблюдал за мной. Любой самый мелкий проступок, который раньше я расценивала как детскую шалость, приобретал новое значение. Семя греха перешло через меня в следующее поколение. Мой отец, собиравшийся стать монахом, не сумел подавить страсть к жене, даже зная, что она сумасшедшая. В результате родилась я. Я тоже, в свою очередь, родила ребенка. Теперь же я трепещу не только за бедную Женевьеву, но и за неродившееся дитя».

«Вчера я не пошла в Карефур. Не смогла, В свое оправдание я сказала, что у меня болит зуб. Нуну носится со мной. Она дала мне несколько капель опиума, и я заснула. Проснувшись, я почувствовала себя бодрее, но вскоре мои мысли вновь захватила неотступная тревога. Ребенок, о котором я мечтала, каким он родится? Что будет с Женевьевой? Сегодня утром она, как обычно, первым делом прибежала ко мне. Я слышала, как они с Нуну разговаривали за дверью. Нуну сказала: «Маме не здоровится. У нее болит зуб, и ей нужен отдых». «Но я всегда захожу к ней,» — возразила моя дочь. «Не сегодня, дорогая. Дай маме поспать». Но Женевьева разбушевалась. Она затопала ногами, а когда Нуну попыталась остановить ее, ударила бедняжку по руке. Я содрогалась, лежа в постели. Лапа прав. Эти внезапные приступы ярости — нечто большее, чем детские капризы. Нуну не может с ними справиться. Я тоже не могу. Я крикнула, чтобы Женевьева вошла. Она чуть не плакала от злости, губы ее были упрямо поджаты. Она бросилась ко мне. Ее объятия были слишком горячими, слишком бурными. «Нуну пытается разлучить нас. Я ей этого не позволю. Я убью ее». Ее слова звучали неистово, сумасбродно. Я всегда говорила, что это не то, что она хотела сказать. У нее просто такие манеры. Просто такие манеры! Манеры Онорины. Папа заметил в ней проклятое семя. Теперь я верила ему и была охвачена ужасом».