— О… бедная женщина! Куда ей теперь деваться? Это просто безжалостно!

— Граф быстро принимает решения, — сказала Нуну, — и немедленно переходит к действиям.

— Полагаю, теперь приедет новая гувернантка.

— Не знаю, что теперь будет, мисс.

— А как Женевьева?

— Она не уважала мадемуазель Дюбуа… по правде говоря, я тоже. И все-таки, она напугана.

Когда Нуну ушла, я села на постель, гадая, что будет дальше. Как поступят со мной? Граф не может сказать, что я не справляюсь с обязанностями. Работа продвигается очень неплохо, но людей увольняют и за другие промахи. Например, за дерзкое поведение. Я осмелилась вызвать графа в его собственную библиотеку и раскритиковать воспитание его дочери. Поэтому, не будет ничего удивительного, если я получу расчет. Что касается картин, он найдет другого реставратора.

Во всем виновата эта история с платьем. Я — потерпевшая сторона, но каждый раз, увидев меня, он будет вспоминать о проступке своей дочери и, более того, о моей излишней осведомленности в их семейных тайнах.

Пришла Женевьева и неохотно извинилась за вчерашнее — я уверена, неискренне. Подавленная, я не стала ей ничего говорить.

Уже вечером, убирая одежду, я не нашла платья, которое забросила в платяной шкаф. Его там больше не было. Я подумала, что платье забрала Женевьева, но решила ничего не говорить о его исчезновении.

Я работала в галерее. Ко мне подошел слуга.

— Его Светлость ждет вас в библиотеке, мадемуазель Лосон.

— Очень хорошо, — сказала я. — Я буду через несколько минут.

Я задумчиво повертела в руках тонкую кисточку из собольего волоса и подумала, что настал мой черед.

Перед тем, как выйти из галереи, я задержалась на несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Что бы ни случилось, я не должна терять самообладания. По крайней мере, он не может сказать, что я некомпетентна.

Наконец я собралась с духом. Сунула дрожащие руки в карманы коричневого льняного халата — из опасения, что они выдадут мое беспокойство. Хоть бы сердце не билось так сильно! Хорошо, что у меня не слишком нежная кожа, — поэтому я не так легко краснею. Только глаза, наверное, будут блестеть не так, как обычно.

К библиотеке я подошла спокойным размеренным шагом. У двери поправила прическу и подумала, что волосы, наверное, растрепались, как это часто бывало во время работы. Так даже лучше. Я не хотела, чтобы он решил, что я готовилась к этому разговору.

Я постучала в дверь.

— Входите, пожалуйста!

Его голос прозвучал мягко и приветливо, но я не поверила ему.

— А, мадемуазель Лосон!

Он широко улыбнулся. Что значит эта улыбка?

— Садитесь.

Он подвел меня к стулу, стоявшему напротив окна — так что свет падал мне на лицо, — а сам сел в тени. Мы оказались в неравном положении.

— В последний раз вы поступили очень любезно, проявив интерес к воспитанию моей дочери.

— Я за нее очень беспокоюсь.

— Как мило! Тем более что сюда вы приехали реставрировать картины. Как у вас только на все хватает времени?

Вот оно! Работа продвигается недостаточно быстро, его это не удовлетворяет. Сегодня после обеда меня выставят из замка, как вчера — бедняжку Дюбуа.

Мной овладело отчаяние. Мне этого не вынести, я буду несчастна, как никогда в жизни. Я никогда не забуду этот замок, воспоминания будут терзать меня всю жизнь. Я так хотела узнать правду о замке… о графе… Неужели он и впрямь такое чудовище, каким его считают люди? Всегда ли он был таким, как теперь? А если нет, что его таким сделало?

Граф молча глядел на меня. Догадывался ли он о моих мыслях?

— Не знаю, что вы скажете на мое предложение, мадемуазель Лосон, но в одном я уверен: вы будете совершенно искренни.

— Я постараюсь.

— Мадемуазель Лосон, вам не надо стараться. Вы — сама естественность. Это прекрасная черта характера, я бы даже сказал, что ценю ее в людях больше всех остальных достоинств.