Напряжение достигло высшей отметки. Завтра оглашение завещания, в десять нужно быть у адвоката. Орехов нервно ходил по своему домашнему кабинету с дорогой мебелью, которая соответствовала его фамилии — из ореха, специально так устроил. Посмотрел на часы — без пяти одиннадцать, нужно бы спать ложиться, чтобы завтра быть в форме, но как ляжешь в постель, если совершенно ясно — уснуть не удастся. Снотворного в доме, похоже, не было, во всяком случае, он им не пользовался и не замечал, чтобы Оксана глотала на ночь таблетки. Уже выпил две рюмки французского коньяка, ничего не почувствовал. Сел к столу, включил компьютер, налил и выпил третью рюмку, еще раз прочитал текст соглашения, подписанного с Богдановым два года назад. Все было просто и понятно: если босс уйдет в иной мир, половина его акций, независимо от завещания, достается Орехову. Вторую половину следует разделить, согласно завещанию, как именно — должен решить сам Богданов. Все справедливо, управлять фирмой мог только он, Орехов, судьба второй половины акций его абсолютно не волнует. Тоже справедливо, Богданов мог завещать вторую половину кому угодно, семьи у него не было, родственников тоже, один как перст… Имелся, правда, один пунктик, внушающий сомнения, — «если смерть не будет признана насильственной». К чему тут можно придраться? Все знают, что она была даже и не случайной, а — добровольной.

Он должен получить тридцать пять процентов акций и автоматически стать хозяином фирмы. Но было ощущение, что старый хитрован подложил ему свинью. Где и как? Ни черта не понятно!

Почему он пожелал, чтобы завещание огласили через неделю после его смерти, а не сразу? Хотел заставить его нервничать? Заставил. А после этого — бери, владей моим хозяйством? На него это совсем не похоже. Богданов был жестким и прагматичным человеком, совершенно неспособным на подобные розыгрыши. Почему завещал оставаться на своей должности Волченкову до оглашения завещания? Ведь знал, что отношения между ними далеко не идеальные?

Ну и что тут может быть? Он ни разу не позвонил ему с Акульего острова, но с Волчонком, конечно же, общался. О чем они говорили? Почему Волчонок держится так уверенно? Думает, что сам возглавит фирму? Дураку понятно, что это ему не дано. Сейчас уже побитые некогда и затаившиеся конкуренты поднимают головы, спецслужбы проявляют повышенный интерес к фирме. Этот дуболом «сгорит» за пару лет вместе с фирмой, босс как-то сам об этом сказал.

Тогда что же?!

Прокол с Романчуком? Не мог же босс предусмотреть этого? Ну да, поторопился, очень хотелось поскорее наказать козла, и Баранов сглупил, дебилов каких-то подписал на это дело. Вчера приходил один, требовал окончательного расчета, пришлось дать деньги, новых врагов сейчас наживать не следует, их и так до черта. Дал денег, они заверили, что в ментовке ничего не сказали о нем. Ну и все, дело закончено, забудьте.

А все равно неспокойно было на душе. Эта кошка Богданова приперлась в офис с опухшей мордой и синяками. Как намек на то, что бывает с сотрудниками, которые не исполняют его приказаний. Ни с кем не разговаривала, просто сидела в своем «предбаннике», но по реакции сотрудников он понял — этот раунд выиграл Волчонок, именно он приютил бывшую секретаршу, которой теперь явно сочувствовали люди в офисе.

Ну и что?

Все это складывалось в какой-то мерзкий узор, противный ему, но понять, откуда исходит угроза, Орехов не мог. Романчук еще не раз пожалеет о том, что не отдал деньги. Это железно. Но и он на что-то надеялся, уж слишком нагло говорил по телефону.

«Ох, босс! Старый лис! На хрена ты эту неделю придумал и Волчонка оставил? Службы безопасности практически нет, конкуренты распространяют самые идиотские слухи, тут нужно действовать решительно и жестко, дабы пресечь это в корне! А как действовать?»