Наследие - Кэтрин Уэбб (2016)

Здесь, в этой комнате, больше зловещих напоминаний о ней, чем где бы то ни было в доме. И это, полагаю, естественно. Я немного жалею, что так ни разу и не побывала у нее, став взрослой, что не приперла ее к стенке, не заставила объяснить, откуда взялась в ней эта ненависть. Теперь уже слишком поздно. Туалетный столик Мередит – тоже огромный, широкий, вместительный: две тумбы с несколькими ящиками с каждой стороны и один широкий ящик посередине. Открываю его, выдвинув себе на колени. Сверху – трельяж, три зеркальные створки, и еще много ящичков. Столешница гладкая, как шелк, отполированная за несколько сотен лет прикосновениями нежных дамских пальчиков. Мне приходит в голову, что я должна отдать маме не только фотографии, но и украшения. Мередит не хватило решимости признаться, что она распродала лучшие свои драгоценности, как и лучшие земли поместья, чтобы оплатить ремонт крыши. Позднее она сообщила об этом нашим родителям и обвинила их, как будто стоило им получше пошарить в карманах и поскрести по сусекам – и необходимые тридцать тысяч фунтов сразу нашлись бы. Но не все же она спустила, тут наверняка есть что-то, что я, ее вороватая внучка, сумею отыскать.

Помада, тени для век, румяна в верхнем правом ящике, под металлическими тюбиками и пластиковыми коробочками – холмики просыпавшейся пудры. В следующем ящике пояса и ремешки свернулись кольцами, как змеи. Носовые платки, заколки для волос, шифоновые шарфики. Этот ящик особенно сильно пахнет Мередит, ее духами с легким запахом псины. Нижний правый ящик заставлен шкатулками. Вынимаю их, расставляю так, чтобы видеть все. Почти во всех лежат украшения. Самая большая шкатулка, темная и блестящая, набита письмами и фотографиями.

С мурашками по коже я просматриваю ее содержимое. Письма от Клиффорда и Мэри, поздравительные открытки от моих родителей, несколько банковских счетов и квитанций, не знаю уж по какой причине попавших в эту шкатулку. По одной разворачиваю старые бумаги, чувствуя себя преступницей, шпионкой. Фотографии я пока откладываю в сторону. Нахожу старые газетные вырезки, посвященные Генри разумеется. Сверху местные газеты. «Исчезновение внука леди Кэлкотт». «Поиски пропавшего мальчика продолжаются». «Одежда, обнаруженная в Вестриджском лесу, не принадлежит пропавшему мальчику». За ними следуют центральные издания. Версии о похищении, домыслы, таинственный бродяга – его якобы видели у шоссе А361 со странным свертком, который мог оказаться ребенком. Похожего мальчика видели в Девайзесе лежащим в автомобиле. «Полиция крайне озабочена». Я не могу оторвать глаз от газетных страниц. Вряд ли бродяга мог тащить Генри. Плотного, ширококостного Генри. Мы никогда не видели и не читали этих заметок, ни я, ни Бет. И понятно, что не читали. Никто не читает газет в восьмилетнем возрасте, а нам обычно даже запрещали смотреть новости.

Вероятно, она скупала множество газет, каждый день разных. Интересно, она вырезала заметки сразу или потом, спустя годы, чтобы только не умирала надежда, а вместе с надеждой жил и он? Я и не догадывалась, что у этой истории был такой резонанс. До сих пор сновавшие у ворот Мередит корреспонденты как-то не ассоциировались у меня с сенсацией, мне и в голову не приходило, что исчезновение Генри стало событием общенационального масштаба. Конечно, сейчас я понимаю, почему о нем столько писали тогда, почему эта история так долго не затихала. Только спустя месяцы она стала занимать все меньше места на газетных полосах, пока не забылась всеми. Дети не должны исчезать бесследно. Это слишком страшно, наверное, даже страшнее, чем найти тело. Никаких ответов, никаких идей и предположений. Бедная Мередит. Ведь она была его бабушкой, она должна была лучше смотреть за ним.