С вечера до полудня - Клэр Бреттонс (1999)

Выудив сигару из пепельницы, Шелтон прикусил ее кончик.

— Поговаривают, будто Паркинсон слишком печется о своей личной выгоде и меньше — о выгоде фирмы. Но это всего лишь слухи. Ничего определенного. — Он зарылся носом в груду желтоватых бланков. — Берроуз же чист как стеклышко.

— Совершенно?

В голосе Габриелы слышалось изумление: она была почти уверена в сговоре между Лоренсом и Берроузом. Сам же Гордон готов был поставить на Паркинсона вплоть до настоящего момента. Теперь же нечто неуловимое в поведении Шелтона пробудило в нем инстинкт детектива. Он сам пока не уяснил в чем, собственно, дело. Но этот инстинкт просыпался в нем не так уж часто и до сих пор еще ни разу его не обманывал.

Габриела поднялась.

— Спасибо, Шелтон. — Глаза ее были окружены тенью от недосыпания и усталости. — Если хоть что-то услышишь…

— То позвоню. — Шелтон кивнул, вставая.

Гордон не сомневался, что он позвонит. Но у него были веские основания сомневаться в мотивах, которые заставят его это сделать.

С телефонной трубкой около уха Гордон разбил два яйца на раскаленную сковородку и подождал, пока на другом конце провода не раздался голос Коулта.

— Резиденция Вудс, — доложил шофер.

Гордон не смог удержать улыбки. Коулт всегда так официален.

— Это я. Как там у вас дела?

— О, доброе утро, мистер Сазерленд! Полиция уехала час назад, новые замки уже вставлены, и Дора только что уведомила меня, что ей понадобится еще четверть часа, чтобы закончить уборку.

— Великолепно! — Представив себе мамину горничную, ее бьющую через край энергию и торчащие во все стороны седые волосы, Гордон снова улыбнулся. — Скажи Доре, что я ей должен.

— Да, сэр. Она так и говорит, сэр. Она просит шубу.

— Шубу? — Гордон посолил яичницу. С Дорой все сложно. Она не из тех, кто просит, — она требует. — Норковую, я верно догадался?

— Соболиную, сэр. И длинную, до пола.

Вспомнив запекшуюся на двери Габриелы кровь, Гордон согласился.

— Скажи ей — она получит шубу.

Уже много лет назад он научился не торговаться с Дорой, иначе в придачу к мехам она запрашивала еще и драгоценности.

Положив трубку, Гордон проверил готовность яичницы, перекинул через плечо полотенце и вышел из кухни. Остановившись у подножия лестницы, он оперся о перила и посмотрел вверх.

— Габи!

Никакого ответа. Почему она не отвечает?

— Габи!

Молчание.

А что, если она не может ответить? Если ей плохо? От этой страшной мысли он пулей взлетел по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Полотенце упало на пол.

Не переводя дыхания, он постучал в дверь.

— Эй, Габи!

Из комнаты доносились какие-то сдавленные звуки.

Страх удесятерил его силы. Гордон так пнул дверь, что она с треском распахнулась, ударившись о стену.

Габриела стояла к нему спиной, согнувшись, и бормотала что-то себе под нос.

— Это я! — закричал он. — Это я!

— Боже, Гордон! Ты напугал меня до смерти! — Она повернулась, и только тут Гордон понял в чем дело.

Габриела запуталась в широком свитере. Высокий воротник полностью закрывал ей голову, и она делала отчаянные попытки освободиться. Свитер задрался, обнажая живот девушки и лишь слегка прикрывая грудь. У Гордона зачесались кончики пальцев от желания дотронуться до ее нежной кожи.

— Я тебя звал, но ты не отвечала! — растерянно пробормотал он.

— И поэтому ты вышиб дверь? Стыдись, Гор!

Все еще ворча, Габриела резко отвернулась, налетела на кровать, ушибла коленку и вскрикнула от неожиданности. Гордон все еще не мог оторвать глаз от полоски ее кожи между джинсами и свитером. Какая же она белая, нежная!

Его бросало то в жар, то в холод. Скрестив руки на груди, он прислонился к дверному косяку и прищурился. Габриела походила на черепаху, пытающуюся выбраться из панциря. Сейчас он особенно остро ощущал себя мужчиной из плоти и крови.