Анна резко вдохнула и подскочила, смяв на себе покрывало. Издали слышался стук колес, вагон покачивался, и по купе плавала невесомая пыль.

Мерзкий холод пробрался под одеяло. Тело покрылось липким потом, из-за чего Анну бросало в неудержимую дрожь. Она облегченно выдохнула и зажмурила глаза. Кошмар закончился. Очередной кошмар закончился! С каждым днем их все больше и больше, и они все страшней и страшней. Раньше случались раз в полгода, потом раз в месяц, а теперь каждую ночь. В Прибрежном, и подавно, кошмары приходили в любое время, стоило только прикрыть веки. Каждый такой сон – как будто чья-то соломинка в стакане Аниной жизни. Сны выпивали из нее все соки. Пили большими глотками, забирая моральные силы и физическую энергию.

Анна зажмурилась.

Наконец, пропало мельтешение перед глазами, как будто лишний песок осыпался с ресниц. Настоящее облегчение. Остался только неприятный вкус во рту.

Потянувшись за бутылкой воды, Савина сделала несколько прохладных глотков. Нагретые колючки газировки лишь больше раздразнили. Закашлявшись, Анна без сил упала на полку.

Не получалось вспомнить лицо из сна. Кто это? Что ему нужно? Душу сковывал такой жуткий страх, что ноги и руки до сих пор немели. Снова идти к психотерапевту? Чтобы взять рецепт на бессмысленные антидепрессанты?

Анна приподнялась и посмотрела в окно. Знакомые пейзажи не радовали. Крыши домов, как пачки спичек разбросанные на столе, выкрашенном в зеленый и серый. Миллионы жизней, судеб и историй любви. Каждый день – рождение и смерть. Миллиарды невидимых нитей, что связывали поколения, время и пространство. Кто-то жил, но уехал, оставив привычные вещи в уютной квартире. Кто-то приехал и заселился в пустой дом, но бросил самое дорогое в другом городе. А кто-то идет по улице и у него одна дорога – вперед. Может, его никто не ждет, а может, просто некому ждать. Хорошо, что у Анны есть любящие и хорошие родители, которые всего рады ее видеть. Иначе жизнь совсем бы потеряла смысл.

Вагон завернул в сторону и показал свою зеленую голову. Впереди пробились купола церквей и шпили Центрального вокзала. Там будет легче. Со временем Анна все забудет и попытается жить заново. Ей придется перевернуть эту страницу.

Савина, ты должна это сделать!

Квартира встретила Анну гнетущей тишиной и унылой пустотой. Хотелось завыть на знакомые стены, привычные шторы и родные лица на фото. Все, казалось бы, близкое, но такое далекое. Не волновала пыль, что осела за дни отсутствия на полки и листья фикуса, плевать на разбросанные сумки и чемоданы, не тревожило даже измотавшееся в дороге тело. Хотелось просто провалиться в сон без сновидений. Жаль, что это невозможно.

Анна села на диван и задумалась. Что дальше? Как удалить необъяснимую тоску из сердца? Ну, напишет она статью, и что? Это решит ее проблемы? Это освободит от тяжести после связи с Разумовым? От этих острых еще воспоминаний?

Достала из сумочки мобильный и набрала первый в списке номер.

– Привет, – развалившись на кровати, сказала ослабшим голосом. – Я уже дома. Как папа?

– Аня, – мама тяжело вздохнула, – он в больнице.

– Как это? – подскочила Анна так, что комната закрутилась в спираль. Сипло проговорила: – Что случилось? Почему не сообщили мне?

– Решили не беспокоить. Это было его желание, – голос мамы дрожал. – Доця, плохие прогнозы…

– Я сейчас приеду!

В коридоре было тихо. Из открытого высокого окна веяло свежестью. Легкие гардины из кристалона трепетали на сквозняке. Выдохнув тяжелое предчувствие, Анна прошла на негнущихся ногах мимо одинаковых, как близнецы, дверей. Двадцать пять, двадцать шесть, ординаторская…

Мама стояла у палаты. С виду она казалась спокойной, но в глазах прочитывалась безграничная печаль. Лицо осунулось, а цвет лица – серо-блеклый, как печать многих бессонных ночей.

– Аня, он спит. Вчера резко стало хуже. Нельзя тебе к нему.