Неистощимая - Игорь Тарасевич (2017)

Во-первых, Голубович оказался полностью одет – в светло-серый, по тону полагающийся при теплой погоде костюм – с белой рубашкою, разумеется, и дикого фиолетового цвета галстуком, в блестящие лаком полуботинки и, как вы сами понимаете, в носки – черные, иного цвета носки никакой чиновник никакого ранга надеть, чтобы вы знали, не может по определению. Во-вторых, Иван наш Сергеевич оказался сидящим за своим столом в собственном своем кабинете, по коврам которого – хочется написать «змеились», ну, простите нас в очередной раз – змеились бесчисленные телевизионные кабели, подключающие «свет», то есть – разной степени сияния софиты и «звук» – телевизионные «пушки»[250] и микрофоны с логотипами к тому времени уже двух десятков, наверное, российских и зарубежных телекомпаний. По кабинету, не обращая на его хозяина ровно никакого внимания, ходили человек тридцать парней и девчонок, эти самые звук и свет устанавливающие, и еще несколько десятков симпатичных, с позитивными лицами молодых мужчин и женщин стояли за открытыми дверями кабинета, открыто курили, сбрасывая пепел прямо на мраморные ступени парадной голубовичевской лестницы и притаптывая об итальянский мрамор окурки. Тут же, на лестнице, стояли, скрестив руки у себя на яйцах, охранники, никого не одергивая, ни во что не вмешиваясь и сохраняя неподвижность не только рук, но и лиц своих. Охранников, как и Голубовича, никто не замечал. А сам Голубович, готовясь к передаче, долженствующей доказать мировой и российской общественности, что он не только жив, жив! жив! но и пребывает в полном порядке и крепко держит в руках своих бразды правления областью, – сам Голубович улыбался, наблюдая за хрестоматийным телевизионным бардаком, пожевывал жвачку, хотя курить ужасно, ну, ужасно хотелось, разглядывал теток, выбирая – совершенно напрасно, но он, конечно, не верил, что напрасно – выбирая объекты будущих побед.

А в-третьих, в эту же самую минуту Голубович, по-прежнему совершенно голый, сидел на заднем сидении своей новой, поданной ему вместо взорвавшейся «Ауди» и не мог уже ни о чем думать кроме того, что ему ужасно, непереносимо хочется курить.

Да, мы забыли, что было и в четвертых. Значит, в четвертых, внутренний голос совершенно оставил в это время одетого с иглы Голубовича, сидящего у себя в кабинете, а незримо присутствовал исключительно с Голубовичем голым, пребывающим на заднем сидении новенькой, как и костюмчик того, первого Голубовича, «Ауди». Из чего мы с вами можем заключить, дорогие мои, какой из двух Голубовичей был более настоящий, а какой менее, или, по крайней мере, какой из Иванов наших Сергеичей сейчас более оказался близок ко внутренней своей сущности.

Ну, еще и в пятых. Если уж совсем по совести. Тут, действительно странность. И вот какая: все голоса, во множестве вещающие в городе Глухово-Колпакове начисто пропали. Выключились.

– Курить хочу, блин, – первое начал общение после выхода из Белого дома губенатор. Поскольку прозрачная переборка между седоком и водителем была наглухо закрыта, а переговорную кнопочку Ванька наш не нажал, его никто и не услышал.

– Ты че, трехнулся, блин, на хрен? – внутренний голос возмутился. – Нельзя! Ты че, блин?! Забыл рекомендации?

– На хрен! – резюмировал губернатор. Он опустил стеклянную перегородку. – Сигарета есть, блин? – спросил у вытаращившего глаза нового водителя. Тот даже инстинктивно сбросил скорость. – Извините, не курю, Иван Сергеевич, – виновато ответил водитель, оборачиваясь к боссу.

– На дорогу, блин, смотри! – злобно произнес Голубович, вновь поднимая стекло.

– Видишь, блин, – не судьба, на хрен, – удовлетворенно произнес внутренний голос. – Значит, сиди, ни хрена не дергайся.